акону о торговле была принята американским конгрессом в 1974 году. Поправка ограничивала торговлю со странами, препятствующими эмиграции и нарушающими другие права человека. СССР пришлось пойти на уступки, и это, в свою очередь, привело к так называемой третьей волне эмиграции из СССР.
Предисловие
Близкие мне люди по обе стороны океана уже давно советовали мне написать книгу о нашей эмиграции в Америку, о так называемой третьей волне. И вот сейчас, когда свалившаяся на нас пандемия показала, насколько хрупки наши понятия о безмятежной идиллической жизни, я все же решил последовать их совету.
Пролог
Случилось так, что ученики восьмого «а» класса Саша Резин, Илюша Кричевский и Вася Рубинчик 1 сентября 1961 года одновременно поступили в триста восьмую школу Куйбышевского района. Так как в классе они были новенькими, неудивительно, что они стали держаться друг друга. Этому сплочению еще содействовало и то, что все трое оказались единственными евреями в классе. Довольно скоро их отношения переросли в крепкую дружбу. Они были неразлучны и в школе, и после школы. И даже вечерами частенько собирались у Илюши, благо жил он в огромной квартире с собственной комнатой. На следующий год, в девятом классе, их уже звали «три мушкетера». Правда, классные антисемиты – которых было немного, но они были – прозвали их «три хаймовича». Друзья ни «мушкетеров», ни тем более «хаймовичей» не признавали, и сами себя звали «три товарища». Как у Ремарка. Саша Резин был самый из них высокий и самый красивый, с неизвестно откуда приобретенными аристократическими манерами и купеческими запросами. Он небрежно покорил сердца не только своих одноклассниц, но вообще всех школьниц девятых и даже десятых классов. Илюша не был таким красавцем, но он был очень изящен, обаятелен, а еще большой шутник и фантазер. Были девочки, которым он тоже очень нравился, – в основном такие же живые и острые на язык, как и он сам. Вася Рубинчик ни в чем не походил на своих друзей. Во-первых, он был маленького роста, довольно упитанный, с большой головой и с печальными и добрыми глазами (про такие говорят: «Типично еврейские глаза»). Вася не обладал ни чувством юмора, ни умением фантазировать, был молчалив, но зато беззаветно предан своим друзьям. Кроме того, он прекрасно учился. Лучше всех в классе. Его замечали, может быть, только те девочки, которых считали неуспевающими. Они пользовались им как могли, а он безропотно помогал им во всем: давал списывать домашние задания; помогал на контрольных работах, если просили; писал сочинения. Еще одним отличием Васи было прозвище, которое ему дали друзья и которое потом быстро подхватил весь класс. Дед у Васи был красным командиром в отряде легендарного героя гражданской войны Василия Ивановича Чапаева. И когда родился внук, совсем старенький вечный красноармеец попросил сына назвать ребенка в честь своего командира Чапаева. Так появился на свет Василий Исаакович Рубинчик. Или просто Чапай. Друзья дали ему прозвище, когда заинтересовались его совсем не еврейским именем.
– Васька, – сказал ему Илюша, выслушав его семейную историю, – это, конечно, твое дело, но мой тебе совет: с таким именем ты уж выбери что-нибудь одно – или поменяй имя на Изю, или крестись в церкви.
– Илюша прав, – добавил Саша. – А пока мы тебя будем звать Чапаем. И даже не спорь.
Вася и не думал спорить. Он очень любил своих друзей.
Когда пришло время поступать в институт, их жизненные пути разошлись, но дружба осталась.
Саша Резин неожиданно и для самого себя, и для своих друзей поступил в Ленинградское мореходное училище. На все многотысячное училище там было всего два еврея: он и его двоюродный брат Юра Берман, благодаря которому Саша в это училище и попал. Юра играл на трубе во Дворце пионеров, где его услышал руководитель духового оркестра Ленинградского мореходного училища Мерзон, набиравший новых музыкантов на смену выпускавшихся курсантов. Мерзон сразу вцепился в Юрку, но тот согласился поступать в училище только при условии, что с ним возьмут и его двоюродного брата. Так что руководителю оркестра пришлось вместо одного еврея устраивать в мореходку сразу двух. Но была еще одна проблема: Саша не играл на трубе. Он вообще ни на чем не играл. И нот он не знал. А уж если признаваться до конца, то слуха у него тоже не было. Но и у Мерзона выхода не было. Уж очень ему хотелось заиметь Юрку в свой оркестр. А Саша, попав в училище, официально объявил, что сорвал губу и играть на трубе больше не может. Так они закончили мореходку и стали морскими офицерами дальнего плавания.
Илюша Кричевский в институт поступил тоже по блату, хотя, будь его воля, он ни за что в этот институт не подал бы документов. Он вообще ни в какой институт не пошел бы: для него это была пустая трата времени. Илюша, с десяти лет не выпускавший фотоаппарат из рук, мечтал стать профессиональным фотографом.
Но в его семье думали иначе: его судьба была предрешена с самого его рождения. Дело в том, что отец Илюши был очень известным архитектором. И дед у него тоже был архитектором, хотя и не очень известным. А в таких семьях традиции, как правило,
