ко Гробу Господню очень богатые церковные сосуды. Этим расположением к нему государыни и решился теперь воспользоваться Паисий, чтобы подорвать в Москве значение показаний известного Арсения Суханова, который отправился из Москвы на Восток вместе с Паисием со специальным поручением от правительства составить «описание Святых Мест и греческих церковных чинов». Суханов очень неблагосклонно отнесся к грекам вообще и их обычаям и даже заподозрил самое их благочестие, что он не стесняясь [С. 176] и выразил в своих знаменитых «прениях с греками о вере», почему греки естественно должны были отнестись к Суханову очень враждебно. Но Суханов, кроме порицания греков вообще, доносил правительству что-то очень неблагоприятное и лично про патриарха Паисия и, вероятно, между прочим, объяснил истинную причину продолжительного пребывания Паисия в Молдавии, заключавшуюся во вражде Паисия к Константинопольскому патриарху Парфению, к которому очень расположено было наше правительство как к своему ведомому доброхоту. Обратиться со своими жалобами на Арсения прямо к царю Паисий не решился, а предпочел действовать через государыню, очевидно предполагая в ней большую, нежели у государя, восприимчивость к жалобам его – Иерусалимского патриарха. Из последующего, однако, не видать, чтобы обвинения Паисия имели какие-либо последствия для Суханова.
С архимандритом Иоасафом патриарху Паисию было послано милостыни соболями на 1500 рублей (на наши деньги тысяч на двадцать пять рублей) и царская грамота, в которой государь извещает патриарха, что он и царица приняли его посланных и грамоты и что он посылает патриарху «заздравные милостины двенадцать сороков соболей добрых, да от царицы нашей… шесть сороков добрых же», просит его молить Бога о всей царской семье «и о наших государских делех радети и ведомо нашему царскому величеству чинити, а у нас… и вперед ваше святительство в забвении не будет». Архимандриту Иоасафу, сверх обычной дачи «на приезде» и «на отъезде», дано еще было сто рублей (на наши деньги 1700 руб.). Эта чрезвычайная дача Иоасафу, вероятно, [С. 177] объясняется следующим обстоятельством: Иоасаф подал государю особую челобитную, в которой заявляет, что он пять лет состоит игуменом иерусалимского в Цареграде Георгиевского монастыря, откуда патриарх и послал его в Москву, что он «знаем всем начальным турским людям и о всяком твоем государеве деле тебе, государю, служить и работать я, богомолец твой, могу», почему теперь и просит государя: «Вели мне, богомольцу твоему, служити и работати всяким твоим государевым делом», просит, когда он ради государевых дел будет посылать в Москву разных добрых греков, то чтобы их беспрепятственно пропускали в Путивле, на что и должна быть ему выдана особая государева грамота. Такая грамота была дана Иоасафу, и он, таким образом, поступил в число наших тайных политических агентов в Турции, обязанных обо всем, что в ней делается, немедленно извещать наше правительство особыми отписками, посылаемыми в Москву с верными людьми
