style="font-size:15px;"> – Весь день только и слышу, какие велианцы странные и опасные, или что-то вроде того. А вы так спокойно живёте в городе, будто…
Она улыбнулась:
– Я давно ушла из деревни. Мой муж был шахтёром. А для Сэмми деревня – и вовсе чужое место.
– Значит, вся злая сила – в деревне? – попытался я пошутить.
– Злая? – Женщина меня не поняла.
– Я имел в виду… Простите. Я пытаюсь разобраться, что здесь происходит, но пока ничего не понимаю.
Она опять улыбнулась, на этот раз более тепло. Даже посмотрела в глаза.
– Вы не разберётесь. Нечего разбирать. Разобрать можно, когда много. А одно – как разобрать? Я и сама теперь уже ничего не понимаю, да и не хочу. Лишнее это.
– Скучаете по деревне?
Женщина пожала плечами.
– Хотели бы вернуться?
Мотнула головой:
– Нет, мне понравилось жить.
– Жить здесь? – уточнил я.
– Жить, – сказала женщина и, поклонившись, выскользнула за дверь.
Спустя десять секунд послышался крик ребёнка:
– Кофе готов, сэр!
12
Дорогая Мария!
Как и обещал, пишу каждый день, так мне кажется, будто наша с тобой связь становится крепче. Очень без тебя скучаю.
Расследование идёт своим ходом. Такое впечатление, будто все местные – абсолютные дикари. Что ни человек – загадка. Начиная от наместника Дребена и заканчивая людьми, с которыми я живу. Это велианцы, я уже писал. Мать и сын. Сына зовут Сэмми, на имперский манер. Его отец был шахтёром. Ребёнок вбил себе в голову, что хочет уехать со мной на север. Ей богу, я не подавал ему никаких надежд, но дети – они такие. Помнишь, мы с тобой мечтали о ребёнке? Как ты отнесёшься к усыновлённому десятилетке с необычным цветом кожи?
Шучу, родная.
Прости за короткое письмо. Я устал в этой жаре и в этом странном городе, а мне ещё предстоит работать. Я не собираюсь расслабляться до тех пор, пока не найду убийцу. Всё, чего я хочу – вернуться домой как можно скорее. Каждый день без тебя, кажется, отнимает у меня год жизни. Я чувствую себя стариком.
Приснись мне этой ночью.
Твой Карлос.
13
Отобедав и выпив кофе, я закрылся в своей комнате. Крючок на двери был – это хорошо. Если бы я затеял ставить его сам – вызвал бы любопытство. Этот назойливый Сэмми из кожи вон бы вылез, чтобы подсмотреть, чем я тут занимаюсь.
Я разложил на столе фотографии, изучил их под увеличительным стеклом. Затем стал вытаскивать вещи из коробки.
Кружка фарфоровая с абстрактным синим рисунком; коробка сигар; Библия карманного формата, из тех, что не читают, а скорее носят с собой как талисман – очень уж мелкий шрифт; тяжёлый серебряный перстень с гравировкой: «Моему любимому Б. Р.»; фотография в рамке: Бернард и его супруга улыбаются фотографу, на заднем плане видна воронка алмазного карьера.
Никаких бумаг.
Я перелистал Библию. Дотошно,
