телефона.
– Я не просто так спрашиваю.
Он поднимает взгляд, и я чувствую, что друг еле сдерживается, чтобы не расхохотаться в голос:
– Та девчонка, которая тебя облила…
– Ну, – тороплю я. Шестое чувство подсказывает: он не сообщит мне ничего приятного.
– Она передала твое шмотье Полин.
Я замираю на стуле.
– Она что?!
Лео все‐таки не выдерживает и разражается хохотом:
– Ты бы себя видел! Да-да, чувак! Твои ключи у этой занозы.
– Ты шутишь?
– Серьезен, как никогда. – Он показывает сообщение от Жана.
– Какого черта! – восклицаю я. – Как она могла передать все ей?
Твою ж мать! Побыл джентльменом на свою голову.
Лео, глядя на меня, начинает еще громче смеяться.
– Кажется, ты встрял!
В отличие от него мне не смешно. Эта чертовка заставит меня выпить кровь младенцев и проведет через все девять кругов ада, прежде чем вернет ключи. В этом у меня нет никаких сомнений.
– В целом я могу кататься с запаской, и черт с ними, – хмуро бросаю я. – Не собираюсь бегать за ней.
– А толстовка?
Я закрываю глаза. Толстовка мне и вправду дорогá. С ней связаны теплые воспоминания о Марион. Она подарила мне ее перед отъездом в Оксфорд. Мы гуляли весь день и вдруг попали под дождь. Бежали по саду Тюильри, шлепая по лужам. Шел ливень, мы уселись на зеленые стульчики под деревом. У нее дрожал подбородок, а губы так соблазнительно покраснели, что мне хотелось сделать лишь одно – наклониться и поцеловать ее. Поймать воздух, которым она дышит, и втянуть его в свои легкие. Но вместо этого я натянул на нее ее же подарок – серое худи. Она смешно укуталась в толстовку и весело расхохоталась. Но я видел, что скрывалось за этим звонким смехом: грусть в ее взгляде неприятно покалывала мою грудную клетку. Я видел, как сильно она хочет убежать из этого города, поэтому просто наклонился и обнял ее.
Крепко, согревая собой ее худенькое и замерзшее тело. Неожиданно она расплакалась у меня на груди. Была больше не в силах скрывать чувства, удушающие ее изнутри. Марион плакала навзрыд, растирая крупные капли слез маленькими кулачками. В тот момент мне захотелось найти чертова Алекса дю Монреаля и врезать ему. Врезать так, чтобы разбить в кровь его невозмутимую физиономию. Точно так же, как он разбил ей сердце. Без капли жалости и сострадания.
– Вот увидишь, я забуду его! – пообещала она, и я погладил ее по мокрым волосам.
– Забудешь, – эхом ответил я, надеясь всем сердцем, что так и будет. Однако сомнения… они одолевали, не позволяя поверить в сладкую, заманчивую ложь.
Она грустно улыбнулась мне и неожиданно чмокнула в щеку.
– Мне идет твоя толстовка?
– Очень.
– Если бы я сама ее тебе не подарила, то забрала бы себе.
– Оставь себе.
– Нет,
