удавалось куда проще.
– Один последний раз, Тань, и все позади, – сказала Вера, хотя в животе замутило при одном воспоминании о том событии.
– Но зачем мне микробиология, если я хочу в министерство культуры? – возмутилась Таня. – Или на телевидение! Я хочу снимать фильмы и ставить пьесы! Зачем мне знать, что такое, как ее, аггалюмация?
– Агглютинация, – поправила Вера.
– Да хоть коронация, – ответила Таня и скривилась.
Вера шумно вздохнула. Зачем спорить о том, что нельзя изменить?
– У нас есть всего один шанс, чтобы доказать Сентябрине, кто мы и на что способны.
Вера побаивалась руководительницу ОУЧР. Та была настолько хладнокровной, что гораздо больше ей бы подошло имя Январина или просто Льдина.
– Перед смертью не надышишься, – возразила Ида.
– Ну можно хотя бы попытаться, – настаивала Вера.
– Зануда! – Ида потянулась к ней и взъерошила волосы, собранные в тугой хвост.
– Эй! – Вера рассмеялась и, оттолкнув ее руки, пригладила волосы и подтянула резинку.
– Ты, конечно, права. – Таня кивнула. Плечи ее опустились.
Вера улыбнулась.
Коммуникатор на запястье завибрировал. Она ткнула в экран, чтобы отключить будильник. Он звенел в семь утра, когда открывались двери библиотеки.
– Макс? – спросила Таня, вытягивая шею, чтобы рассмотреть экран Вериного коммуникатора.
– Будильник, – ответила Вера, толкая ее в бок.
– Кто бы сомневался! – воскликнула Ида и с булькающим звуком высосала весь яблочный сок зараз.
Опустевший пакетик смялся.
– Отстань, – хихикнула Вера.
Возвращаться к теме поцелуев не хотелось. Она уже собиралась встать из-за стола, как вспомнила, что у нее есть дело к Сати. Вера покрутила головой, высматривая ее среди толпы. Обычно та завтракала вместе со всеми.
Сати была заместителем директора с самого основания ПЭЦ пятьдесят лет назад. Может, у главного начальника власти и побольше, но он из своего кабинета на последнем этаже – единственного, который находился не под землей, – редко нос высовывает, а вот Сати все время с детьми. Она не просто контролирует прохождение экспериментальной программы, она лично отбирает каждого нового воспитанника и решает, может ли он и дальше оставаться в ПЭЦ. Это решение базируется на общем рейтинге. Баллы выставляются – и снимаются! – по множеству критериев: учитываются и прилежное поведение, и оценки, и индивидуальные достижения, и даже опрятный вид. За восемнадцать лет, что Вера провела в ПЭЦ, из центра отсортировали и вернули в зону не больше двадцати детей и подростков, около пяти процентов от общего числа, с самым маленьким количеством баллов среди ровесников.
Вера десятки раз на дню поглядывала на рейтинг, желая удостовериться в своей
