сумкой в руках. На Лиле была плиссированная юбка и растянутая майка из секонд-хенда с надписью Metallica, белые носочки и кеды Converse дополняли образ. Она осторожно поставила авоську, подошла ко мне. Я положил голову на ее небольшую грудь (лифчик она не носила), и долго вдыхал ее запах. Ее пальцы залезли в мою отросшую шевелюру, а мои руки сами забрались к ней под юбку. Ладони скользили по гладкому телу, стягивали одежду, та падала на пол безвольными тряпками. Учащенное дыхание наполняло утреннюю тишину.
Мы занялись сексом – нежным, тихим, без слов. Возможно, я в первый раз разглядывал ее лицо не с профессиональной точки зрения, не составляя в голове палитру цветов или не выбирая наиболее удачный ракурс. В тот момент Лиля стала самым настоящим человеком, а не натурщицей, – теплой, красивой, единственной.
Свежий утренний ветер врывался в старую форточку, копошился в занавесках. Мы провели в постели весь день, курили и рассказывали новости. Рядом с Лилей я становился разговорчивым и открытым.
В сумке обнаружился куриный суп, пирожки с разной начинкой, которые она испекла для нас, пара рубашек ее отца и пличного вида брюки. В холодильнике нашлось дешевое вино и немного водки. В перерывах между едой и сексом мы танцевали под музыку Элвиса Пресли. За окном птицы подпевали королю рок-н-ролла, теплое солнце согревало вечно промозглый город, старые величественные постройки подставляли ему свои промерзшие, шершавые бока.
Тот миг впервые за долгое время был настоящим. Я заблудился в веренице полуобморочных дней и ночей и, казалось, уже потерял связь с реальностью. Я помнил лишь то, что живопись и есть моя жизнь, если вокруг пахнет маслом и разбавителем, значит, я все еще на земле.
Лиля выхаживала меня, кормила каждый день, выгуливала в садике при академии, внимательно слушала мои идиотские рассказы и кривые шутки. Иногда мы выбирались в центр, уходили поглубже в город, минуя мосты и каналы. Вечером, когда туристы расходятся, настоящий Питер открывает свои двери, в каждом уголке кроется своя история, своя красота. Легкий бриз и тихий шепот Невы наполняют пространство, бесконечный гул машин уходит, и город тихо поет свою, никому неведомую северную песню.
Я прислушивался, вдыхал как можно тише, что-то чирикал в блокноте. Голова кружилась, все погружалось в бесконечность серых оттенков с примесью розового. Эта перламутровая палитра завораживала и освобождала разум. Многие художники рисовали на закате, стараясь запечатлеть момент, но куда людям до природы. Я не пытался, даже не брал в руки кисти и не подбирал в голове цвета. Я просто смотрел, вдыхал золотой свет, наполнялся им до краев и отпускал обратно. Мой Петербург! Ни с чем, ни с кем не сравнимый, одинокий северный остров. Засыпая, я продолжал слышать его песни.
Чтобы подзаработать, я, как и многие художники, отдавал свои работы на реализацию и участвовал в выставках, но лично никогда на них не присутствовал. Я создал картину, подобрал багет, привез ее в назначенное место – на этом все. Дежурить на выставках
