себя среди человечества; мы пришли позже других, а значит, сможем сделать лучше их, если сумеем правильно оценить своё преимущество, и использовать опыт западной цивилизации так, чтобы не входить в её ошибки, заблуждения и суеверия.
Более того: у меня есть глубокое убеждение, что именно мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают цивилизованный мир. Мы должны сочетать в себе два великих начала духовной природы – воображение и разум – и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара.
Повторю, России поручены интересы человечества, – в этом её будущее. Но прежде чем Россия станет совестным судом по тяжбам человеческого духа, она должна понять своё прошлое, признать свои собственные заблуждения, раскаяться в них и сделать плодотворные выводы, – закончил Чаадаев.
– В свете повторяют ещё одно ваше заключение, безнадёжное и печальное: «Прошлое России – пусто, настоящее – невыносимо, а будущего у неё нет», – сказала Екатерина Дмитриевна. – Вся Москва твердит эту вашу фразу…
– …Которую я не говорил, – с усмешкой возразил Чаадаев. – Когда я выезжаю в свет, мне передают много моих изречений, о которых я слышу в первый раз.
– Так опубликуйте свои мысли! – воскликнула Екатерина Дмитриевна. – Этим вы положите конец всяческим наветам на вас.
– Вы полагаете? – иронически прищурился он. – А я думаю, что публикация вызовет ещё больший поток наветов: разве мои мысли могут понравиться нашим поборникам кнута и ладана, квасным патриотам и служителям власти? Меня клюют даже теперь, когда я высказываюсь в узком кругу, – что же будет, когда мои мысли станут достоянием многих?
– Петр Яковлевич, вы должны, вы обязаны опубликовать свои рассуждения! – она взяла его за руку. – Во имя России, которой вы верно служили, за которую не боялись отдать самую жизнь
– Предлагает мне пойти в атаку, грудью на картечь? Это по-нашему, по-гусарски – они думают, что загнали меня в угол, что я только и способен острословить в салонах, а я на них с саблей наголо! – рассмеялся Чаадаев. – Я не боюсь, Екатерина Дмитриевна, мне просто жалко мой покой, этот уютный флигель и всё, что с ним связано, – он погладил её руку.
– Всё это останется с нами, никто не в силах отнять это у нас, – возразила Екатерина Дмитриевна.
– Да, прошлое отнять нельзя, – согласился он. – Но будущее?
– Не будем загадывать, – она высвободила свою руку и поднялась с кресла. – У меня к вам просьба: посвятите мне то, что вы опубликуете. Для меня это очень важно, поверьте.
– Но вы станете моим подельником, зачем вам такие сложности? – удивился Чаадаев, поднимаясь вслед за ней.
– Я хочу быть с вами, – всегда и во всём, – зардевшись, призналась она.
– Так что
