себя вели, – сказала мама Мейсона, очевидно, забыв о том, как попросила нас быть потише. – Сидели как мышки, правда, Хью?
Она говорила так, будто нам было по пять лет, а не по двенадцать.
– Мы были очень ему рады, – добавил папа Мейсона. – Заходи к нам когда угодно, Коул.
Я подумал про черносмородиновый сок на дорогом ковре и сглотнул.
– Спасибо, что пригласили, – пробормотал я, выдавил короткое «пока» для Мейсона и вышел на гравийную дорожку вслед за папой.
Всю дорогу домой он расспрашивал меня, чем мы занимались. Я сказал, что Мейсону очень понравился мяч-попрыгунчик, и папа похлопал меня по спине.
– Видишь, Коул? Простой подарок может оказаться даже лучше дорогого.
Ещё я рассказал ему про кинокомнату и мультфильм с койотом и птицей. Папа рассмеялся и заметил, как он рад, что нам было весело. Тогда я решил не упоминать про черносмородиновый сок.
Мейбл постоянно что-нибудь роняла и проливала, но мои родители совсем не сердились. Только я подозревал, что мама и папа Мейсона отнесутся к этому по-другому. Оставалось надеяться, что ему не слишком сильно влетит за пятно на ковре.
Глава третья. О том, как папа приходил в школу
Первое, о чём я подумал следующим утром, было пятно на белом ковре в доме Мейсона. Если от моих родителей потребуют возместить ущерб, заплатить им будет нечем. И я не смогу помочь – карманных денег у меня нет.
Я встал с кровати и поёжился. Кажется, обогреватель опять барахлил. В комнате у меня было холодно и свежо, совсем как на улице. Я поспешно надел носки и набросил домашний халат. Он был мне мал, и рукава доставали только до локтей.
Я спустился на первый этаж и увидел, что мама ещё дома. Обычно она уходила на работу до того, как я просыпался.
– С добрым утром, солнышко, – сказала она. – Я немного задерживаюсь. Возьми себе хлопья на завтрак. Только всё не высыпай, оставь на потом, ладно?
Я достал из шкафчика миску и насыпал в неё коричневые хлопья. Их вывалилось слишком много, и я вернул несколько ложек обратно в пакет.
Мама наблюдала за мной, ломая пальцы. У меня оборвалось сердце. Похоже, родители Мейсона уже ей позвонили и пожаловались на испорченный ковёр.
– Что-то случилось? – спросил я, изображая саму невинность.
Мама глубоко вдохнула, как бы собираясь с силами, и ответила:
– Боюсь, ничего хорошего, Коул. Музей закрывается. Скоро я останусь без работы.
– Что?! Как?
Я посмотрел на маму. В глазах у неё блестели слёзы. Мне сразу стало не по себе. Откуда мы возьмём деньги на счета и на еду, если мама потеряет работу? Мы и так еле перебиваемся!
– Посетителей слишком мало, – объяснила мама. – Мы с доктором Сабиной всегда знали, что рано или поздно музей закроется, но надеялись оттянуть этот момент, насколько возможно.
Кроме мамы и Сабины, в музее
