в серых тонах, но его – до боли живые, полные цвета и яркого солнечного света.
Они проносятся вихрем, радугой эмоций и оттенков, увлекают меня течением великой реки. Я не погружаюсь в последнее воспоминание, а стремлюсь глубже в память, кружась в отзвуках смеха и взрывах музыки, слишком очарованная потоком чувств, чтобы выбрать какое-то одно воспоминание – нет, пусть они все омывают меня сверкающим водопадом жизни.
Тело мое покалывает, искрится, будто молния, словно я впервые ожила за все свои семнадцать лет. Я мчусь сквозь образы, но тут появляется одно лицо, и я останавливаюсь. Всматриваюсь.
Это маленькая девочка лет шести с розовыми щечками и темными волосами, и выглядит она такой настоящей, что, клянусь, я могла бы протянуть руку и провести ладонью по шелку волос. Яркая голубая ленточка повязана вокруг головы, кружевная ночная рубашка голубовато-лилового цвета льнет к хрупкой фигурке – самая обычная девочка.
Но я застываю, завидев ее. Кровь отливает от лица, и я покачиваюсь. Руки взмывают к кулону и сжимают его со всех сил, так, что края врезаются в ладонь.
Это самая обычная девочка – если не считать лица.
Лицо у нее – как у меня.
Колени подламываются, и я врезаюсь в подсвечник по соседству. Тот опрокидывается и гремит по плитке, разбивая молчание оперного театра.
Тенор умолкает, воспоминание рассеивается. Я пытаюсь вернуть равновесие, сердце грохочет, взмокшие от пота волосы липнут к шее.
– Эй! – окликает тенор.
Я пячусь назад, с ужасом глядя на подсвечник у ног.
Разворачиваюсь и убегаю.
Воспоминания о той ночи, когда я родилась, когда меня бросили в колодец, чтобы я утонула, охватывают меня, когда я сворачиваю за очередной угол, подобрав юбки. Я гравуар, а гравуары считаются чудовищами, искажающими память, так что я не способна забыть ни секунды своей жизни. Но воспоминание о холодной воде, о том, как жгло в груди, о том, как Сирил схватил меня и вытащил, и унес в безопасное место, никогда не казалось более реальным, более насущным, чем сейчас, пока я убегаю, спасая собственную жизнь.
Потому что если этот тенор поймает меня, если снимет маску и увидит, кто я такая, то смерть, которая преследовала меня с той холодной сырой ночи, наконец получит свое.
Глава 2
Шаги тенора грохочут за спиной. Эхо мечется вокруг, отражаясь от потолка и статуй, и кажется, что он сразу повсюду. Я бегу так быстро, как могу, и молюсь Богу Памяти, чтобы он спрятал меня, чтобы этот человек не нашел меня.
Я резко влетаю в поворот лестничной клетки и останавливаюсь как вкопанная, увидев Сирила. Его волосы нимбом сияют в звездном свете, а губы сжимаются в тонкую линию, когда он бросает взгляд на мое лицо и на коридор за моей спиной. С недовольным видом он хватает меня за локоть и впихивает в глубокую нишу в стене, а потом шагает вперед и встречает тенора.
– Мсье Родин! – говорит Сирил тихо и напряженно, когда тенор появляется
