и преждевременным. Небо с одной стороны уже порозовело, а с другой все еще оставалось мутно-серым, в котором робко догорали последние звезды. От росы было сыро и зябковато. Запах гудрона с соседней стройки перебивал сладковатый аромат листьев ивы.
У подъезда под кустом калины на лавочке понуро дремал Петров почему-то в плюшевой жилетке на голое тело и застиранных цветастых труселях. В руках он держал скрученную толстой колбаской газету, которую бережно прижимал к животу.
Я подошла ближе – с куста порхнула заполошная птичка, обдав Петрова холодными росяными каплями, тот всхрапнул, с присвистом, однако не проснулся, и машинально прижал газету еще крепче.
– Федя, – осторожно позвала его, чтоб не напугать.
– Чо? А? – подхватился тот и ошалело закрутил головой.
– Доброе утро.
– А-а-а-а, Лидка, это ты, – узнал меня Федор, заодно щедро обдав крепким многодневным перегаром.
– Ты что тут делаешь? – спросили мы друг друга одновременно и замолчали.
Где-то вдалеке, со стороны предместья, прокричал одинокий петух, но его голос тут же утонул в грохоте трамвая.
– Сплю я тут, – пояснил Петров и потер заросший густой щетиной подбородок. – А ты?
– К Горшкову вот пришла. А почему ты на улице спишь?
– Ты что, думаешь, я тут из принципа сижу? Или из-за отчуждения от общества и тотального одиночества, а?! – сердито вскинулся Петров и пожаловался, почесываясь. – Все проще, Лидка. Ключ я где-то потерял. Раньше у нас под ковриком всегда запасной был, а теперь вот нету.
– А ты постучаться не пробовал? – хмыкнула я.
– Так нету же дома никого! – досадливо крякнул Петров, – Грубякины на дачу на все лето умотали, я Ольгу ждал, думал, она придет, а она опять всю ночь где-то шляется…
– А Горшков?
– Да заболел твой Горшков, – зевнул Петров и поёжился.
– Я знаю, что заболел, – перебила я, – но он же дома. Мог бы открыть.
– А и нет его дома, – начал аккуратно разворачивать газету Петров. – У мамашки своей отлеживается.
– А что с ним такое? – осторожно спросила я.
– Да перелом, вроде, – пожал плечами Петров и вытащил из газеты начатую бутылку портвейна. – Клопомор будешь?
– Не, мне на работу, – отмахнулась я.
– А я вот буду – хмыкнул Петров и надолго присосался к горлышку, прислушался к себе, а затем с умиротворенным видом выдал. – Чарка вина не убавит ума!
– Федь, и что, ты тут теперь весь день сидеть будешь? – забеспокоилась я, – Ольга может и на неделю загуляла. А ты теперь как?
– Да нормально, – опять зевнул Петров, – сейчас уже Михалыч со смены вернется – откроет.
– А у него разве ключ есть? – удивилась я.
– Вот бабы дуры, прости господи, – покачал головой Петров, – слесарь он.
Честно говоря, расстроилась
