сказал он это таким тоном, что я сразу ему поверил. Я знал, что у нас нет свинарника, но откуда-то возникла уверенность, что отец найдет и бросит меня туда. Кое-как, с трудом, соплями и глухими проклятиями я привел комнату в порядок.
Только после этого отец позволил мне замочить джинсовку в тазу с водой. Он ещё сказал тогда нужные слова, которые мне врезались в память.
И вот сейчас, глядя в покрасневшие глаза своего молодого отца, я с некоторым злорадством произнес:
– Тряпки – это наживное. Ты можешь порвать – зашьешь. Ты можешь испачкать – постираешь. Ты можешь продать – и купить новое. А вот совесть ты не зашьешь, не отстираешь, не купишь новую. Замаранная совесть – это навсегда. Поэтому я так и сделал. И это будет твоим лучшим уроком – ты никогда больше такого не повторишь.
– Морализатор хренов, – прошипел Мишка.
– Морализатор, не морализатор, а эффект налицо. Хочешь ещё выпить? – спросил я.
Мишку передернуло, после чего он прильнул к стакану с чаем.
– Вот то-то и оно, – кивнул я в ответ. – Где мои вещи?
– Вон, коричневая, – показал Серега на верхнюю полку.
Я посмотрел на дорожную сумку из потертого кожзама. Вещей немного, но надо бы посмотреть, что там внутри. Я встал, дернул за крупный язычок молнии. Небогатый набор вещей. Носки, трусы, рубашки, майки. На дне была небольшая баночка меда.
Что же, вполне сгодится. Я достал её и снова застегнул сумку.
– Ты куда это? – спросил Мишка, когда я забрал подстаканник и двинулся в сторону.
– Надо, – ответил я туманно.
Искомый дедок оказался в паре мест от нас. Он сидел и грустно смотрел на пробегающие мимо деревья, подперев рукой морщинистую щеку. Его соседями была грузная женщина и двое веселых мальчишек, один постарше, а другой помладше.
– Извините, пожалуйста, можно присесть? – откашлялся я.
– Зачем? – обернулся на меня старик.
– Вы извините меня за те глупые слова. Я не со зла их ляпнул. Сгоряча. Вот, угощайтесь, пожалуйста, – я поставил на столик стакан с чаем и баночку с медом. – Это самое малое, чем я могу искупить свою вину. Пусть оно слегка подсластит ту горечь, которую я доставил.
Старик посмотрел на мед, перевел взгляд на меня:
– Студенты?
– Да, – кивнул я охотно. – Едем в столицу. Вот, немного увлеклись свободой.
– Увлеклись… – вздохнул старик. – Ладно, забыли. Спасибо за мед. Пусть вон, ребята полакомятся. Марин, у тебя же сода есть?
– Изжога замучила? – подняла бровь женщина.
– Нет, ты дай вот ему. Сынок, ты скажи свому другу, пусть он пиджачишко-то посыплет. Так легше потом простирнуть будет.
– Чего ещё давать, – начала было женщина, но под взглядом старика осеклась и полезла в сумку.
Вскоре в моих руках оказался свернутый в несколько раз газетный пакетик. Отсыпали половину – не
