прозвучал быстро. Заученно быстро. Лживо быстро. Торкель отметил это, понимая, что Ванья тоже не упустила этого из виду. Она являла собой максимальное из известных Торкелю приближение к человеческому детектору лжи. Он с некоторым ожиданием во взгляде наблюдал за тем, как она, пристально посмотрев на Харальдссона, вновь погрузилась в бумаги. Харальдссон расслабился. Они, конечно, находятся по одну сторону, но коллегам незачем знать о том, что на начальной стадии были допущены кое-какие ошибки. Сейчас надо смотреть вперед. Поэтому он немного рассердился – и слегка заволновался, – когда Ванья снова помахала карандашом. Билли улыбнулся – он тоже заметил, что Ванья уловила в тоне Харальдссона фальшь. Она так просто не отступится. Никогда не отступается. Билли откинулся на спинку удобного стула и скрестил руки на груди. Это может получиться забавно.
– Когда ты говоришь «взялась за дело», – продолжила Ванья еще более строго, – что ты имеешь в виду? Я не нахожу никаких допросов ни матери, ни кого-либо другого, никаких результатов обхода соседей, никакого временно́го графика пятницы. – Она посмотрела на Харальдссона в упор. – Так чем же именно вы занимались?
Харальдссон заерзал на стуле. Черт подери, теперь ему еще приходится отвечать за чужие ошибки. Он откашлялся.
– Я в те выходные не работал и получил расследование только в понедельник.
– И что же происходило в воскресенье?
Харальдссон посмотрел на сидящих в комнате двоих мужчин, словно ища поддержки своей позиции, что оглядываться назад совсем не обязательно. Но не получил ее. Оба смотрели на него выжидающе. Харальдссон снова откашлялся.
– Насколько я понял, полицейские в форме выезжали к матери.
– И что сделали?
– Взяли сведения об исчезновении мальчика.
– Какие сведения? Где они значатся?
Ванья не сводила с него взгляда. Харальдссон понял, что они не сдвинутся с места, пока не узнают обо всем случившемся. Поэтому он рассказал. Правду. После чего в комнате воцарилась тишина некоего нового рода. Харальдссон, во всяком случае, истолковал ее как тишину, возникающую, когда группе людей требуется переварить, возможно, самую большую нелепость из тех, что им доводилось слышать.
– Значит, единственное, что было сделано в воскресенье, – написание еще одного заявления о том же самом исчезновении? – в конце концов нарушил молчание Билли.
– В принципе да.
– О’кей, мальчик исчезает в пятницу в 22:00. Когда вы начали всерьез искать?
– В понедельник. После обеда. Когда заявление попало ко мне. Вернее, искать мы тогда еще не начали, но стали опрашивать его подругу, в школе, других свидетелей…
В комнате вновь воцарилась тишина. Судя по опыту, мальчик к тому времени, скорее всего, был уже мертв, а если нет, если его где-то держали в плену? Трое суток. Господи! Торкель склонился вперед и посмотрел на Харальдссона с неподдельным любопытством.
– Почему вы не сказали этого, когда мы спрашивали о том, что происходило
