в миску порцию зеленого пюре, предупредив, что она не уйдет из столовой, пока не съест все до конца.
Возмущенная несправедливостью судьбы, Плектруда все же решила смириться и очистить миску. Это была настоящая пытка. Малышка давилась, с трудом глотая пищу. Едва она одолела половину, как ее вырвало прямо в миску, и тут ей стало ясно, отчего в столовой так пахнет.
– Фу, насвинячила! – закричали ей соседи по столу.
Одна из подавальщиц со вздохом унесла миску.
Слава богу, в тот день ее больше не заставляли есть.
После этого кошмара Плектруде опять пришлось слушать учительницу, которая безуспешно старалась обратить на себя всеобщее внимание. Она выписывала на черной доске неведомые, сцепленные между собой закорючки, которые даже и красивыми-то назвать было нельзя.
В половине пятого Плектруде наконец разрешили покинуть это жуткое, отвратительное место. Выйдя из школы, она увидела маму и со всех ног кинулась к ней, ища спасения.
Клеманс с первого же взгляда поняла, как настрадалась ее дочка. Она прижала ее к себе, гладя и нежно утешая:
– Ну-ну, все уже позади, все кончилось.
– Правда? – с надеждой спросила малышка. – Я больше туда не пойду?
– Придется, дорогая. Это необходимо. Но ты привыкнешь.
И Плектруда поняла, что люди рождаются на свет вовсе не для радости.
Она не смогла к этому привыкнуть. Школа как была, так и осталась для нее адом.
К счастью, она продолжала заниматься балетом. И если все, что рассказывала учительница в классе, казалось ей глупым и бессмысленным, то все, что объясняла преподавательница танца, было упоительно интересно и в высшей степени полезно.
Этот разрыв начал создавать определенные проблемы. По истечении нескольких месяцев большинство детей в классе уже научились читать и писать буквы. Плектруда же, видимо, твердо решила для себя, что эти вещи ее не касаются: когда учительница вызывала ее и показывала букву на доске, она произносила первый попавшийся звук, всегда ошибаясь и слишком уж нарочито демонстрируя свое безразличие.
В конце концов учительница вызвала в школу родителей этой лентяйки. Дени был уязвлен: Николь и Беатриса учились хорошо и никогда не подвергали отца с матерью такому унижению. Клеманс в глубине души ощутила смутную гордость: эта маленькая строптивица ни в чем не похожа на других!
– Если так будет продолжаться, она останется в приготовительном классе на второй год! – угрожающе объявила учительница.
Клеманс пришла в восторг: ей никогда не доводилось слышать, чтобы кто-то остался на второй год в «нулевке». Нежелание дочери учиться казалось ей блистательным проявлением независимости, бесстрашия и чисто аристократического пренебрежения условностями. Ну какой еще ребенок осмелился бы на такой мятеж! Там, где даже самые
