* *Позднее. Пишу уже в Брашове – неожиданно славном городке, полном неизъяснимой прелести и проникнутом идиллическим деревенским духом.
Едва выйдя из кареты, я понял, что должен задержаться здесь на пару дней. Городок маленький, но чистый и ухоженный, имеет выраженные среднеевропейские черты; опрятные улочки окружают живописную главную площадь и расходятся от городского центра, как спицы колеса от ступицы. Расположен Брашов у самого подножия Карпат – могучих гор, которые вздымаются к небу, зрительно уменьшая размеры и без того небольшого городка и сообщая ему вид некоего священного убежища, беззащитного поселения среди суровой дикой местности.
Восхитительное зрелище, мне представшее, настолько меня пленило, что я не стал садиться обратно в карету, а нашел здесь же, на площади, единственную в Брашове гостиницу, название которой, если верить тучной старой хозяйке, переводится с румынского как «Самая высокая и опасная горная тропа».
Оставив чемодан в своей на удивление уютной комнате, я пошел прогуляться по окрестным улочкам. Городок очень тихий и спокойный, без особых достопримечательностей, но все в нем дышит странным очарованием, которому трудно не поддаться. Живут здесь преимущественно крестьяне, хотя есть и лавочники, и торговцы, и коммивояжеры. Все встречные смотрели на меня с любопытством, но без малейшей подозрительности или враждебности. Полагаю, в своем сюртуке, шейном платке и с волосами до плеч по моде девяностых я представляюсь обитателям этого забытого уголка мира совершенно блистательной фигурой.
Сразу за площадью – лицом к исполинской горной гряде, словно бросая ей вызов, – стоит Черная церковь[9], получившая свое наименование из-за стен, потемневших от гари и копоти при жестоком пожаре, который случился около двух с половиной веков назад и, насколько я могу судить, причинил значительные разрушения всему городу. Однако именно в силу своего смертоносного характера пожар послужил также и ко благу, полностью уничтожив чуму, все еще свирепствовавшую здесь в то время.
Темные стены придают зданию зловещий вид, которому, впрочем, нисколько не соответствует внутренность храма – просторное, светлое и довольно изящно оформленное пространство, пускай и грешащее по-язычески избыточной выразительностью (на мой столичный взгляд, по крайней мере). Даже мне, обладателю крепких нервов, фигура Христа на кресте, претерпевающего нечеловеческие муки, показалась настолько страшной в своем чрезмерном натурализме, что даже не знаю, смогу ли я сегодня спать спокойно. Страдание на лице Спасителя передано чересчур достоверно; струйки крови, стекающие по худому жилистому телу, нарисованы слишком реалистично. Я торопливо завершил осмотр Черной церкви и не без облегчения вышел на улицу, где уже начинало смеркаться.
Должно быть, атмосфера храма подействовала на мое воображение сильнее, чем мне показалось поначалу, ибо я мог бы поклясться, что, выйдя наружу, увидел на
