подобные преступления, но в сравнении с отделом вирусологии, где работали доктор Кравец и Амалия Розенвуд, это санаторий, хотя у всех военнопленных был только один выход из института, – оговорился заметно помрачневший Ролан: он знал, что при любом исходе подопытным было суждено встретиться с расстрельной командой…
На потолке, прямо над головой посетителя, без всякой причины из стороны в сторону раскачивалась в медленном ритме округлая лампа, заливая камеры отвратительным болезненно желтым светом. Доктор всегда старался не появляться здесь лишний раз, от чего он неоднократно ловил себя на мысли, что внутренне не признает сам факт существования данного помещения, будто бы оно является частью персонального ада героя, отражая искривленную реальность только в его голове.
Ролан замер отрешенно у холодной стены одной из камер, что сейчас казались намного более комфортным ночлегом, нежели залы столовой в катакомбах под дворцом «Сант-Гофф». Ключ-карта легла на магнитный замок, и решетка в дверях перед гостем неспешно отворилась. «В нашем мире довольно много скверны, но я и подумать не мог, что однажды стану ее неотъемлемой частью», – огорченно размышлял заключенный, войдя внутрь камеры. Редкая артиллерийская канонада и приглушенный вой сирен из города здесь был не слышим вовсе, словно бы Сарджерт в это мгновенье оказался на пороге древнего храма, погруженным в собственные мысли. Посетитель бросился с интересом разглядывать на себе палитру из полутонов желтых красок, что разливались по камерам сквозь изгородь решеток от света одинокой лампы.
– Если мне каким-то чудом удастся выжить, то, вероятно, я проведу довольно много времени в подобных клетушках, выменяв ценные знания на собственную жизнь, – говорил о чем-то мечтательно Ролан, поглощенный вязким одиночеством, и добавил трусливо: – Вполне справедливый обмен. – Тем не менее, мужчина, осознав, что уже помышляет о предательстве, в следующую секунду возразил самому себе: – Как я жалок. – Доктор Сарджерт словно ощутил, как его кожу на спине разорвало ударом хлыста агента тайной полиции. – Хорошо, что меня, сраженного страшными мыслями, никто не видит.
Немногочисленные личные вещи вместе с мятым халатом и детонатором были аккуратно сложены на деревянном стуле, будто герой уже находился под стражей и подчинялся местным порядкам. Заключенный успел заметить, что внутри камеры все кажется совсем иным, похожим скорее на большой аквариум. Скудный интерьер был выверен с какой-то маниакальной точностью: стальная кровать с тонким прямоугольным матрацем занимала ровно одну пятую камеры и стояла вплотную к тупому углу стеклянной душевой кабины высотой два метра, ножки квадратного деревянного стола упирались точно в границы кафельной плиты.
Наконец, по камерам свозь стальные решетки разнесся монотонный треск бьющихся о стекло душевой кабины капель воды, Сарджерту показалось, что скопившаяся усталость уходила вместе с пылью. Одинокий герой наблюдал увлеченно
