фактами, особенно касательно условий содержания Пленника и взаимоотношений между Лонгвудом и Плантейшн-хаусом.
Вот одно из них: «Что с первого мгновения на острове более всего поразило меня, так это то огромное влияние, которое этот человек, окруженный стражниками, скалами и безднами, все еще оказывает на умы. Все на Святой Елене ощущают его превосходство, и Лас Каз говорит: “Мое блаженство заключается в том, что я могу постоянно лицезреть этого героя, это чудо”. Англичане приближаются к нему с робостью, и даже те, кому поручено надзирать за ним, счастливы всякому его взгляду, слову, разговору. Никто не смеет обращаться с ним как с равным. Обреченный судьбой на унижение, не видя вокруг ничего достойного своего гения, он забавляется этим отношением к себе окружающих, намеренно возбуждая зависть одних и выказывая расположение другим».
А это из его доклада графу Нессельроде от 20 июня 1816 года: «Святая Елена – самое печальное, самое неприступное, самое удобное для защиты, самое трудное для атаки и самое годное для своего настоящего назначения».
Следует признать, что жилось русскому комиссару на острове отнюдь не сладко. Северянин, трудно переносивший тропическую жару, с самых первых дней появления «на скале» (выражение Наполеона) этот человек почувствовал себя больным. Поначалу страдал «воспалением рта и глотки», затем – несварением желудка, что сильно повлияло на работу печени. Мигрень… «Спазмы мочевого пузыря»… Неврастения… Если б не женитьба на восемнадцатилетней дочери генерала Лоу (жениху было сорок!), кто знает, чем бы все закончилось…
Как и два предыдущих комиссара, граф Бальмен, прожив на острове Святой Елены несколько лет, так ни разу и не удостоился лицезреть Великого Пленника…
Его жизнь – что фосфорная спичка. От трения внезапно возникает искра; потом ослепительный всполох, продолжающийся от силы треть минуты, и… вялое угасание. Затем опять мрак. Все, впереди вечность. По крайней мере, до следующей искры…
В последние дни он часто задумывался об этом. Неужели действительно, искра – и все? Домик в Аяччо, радость босоногого детства и ощущение надежной защиты в лице матери и отца, братьев, сестер, гостеприимных соседей… Какой огромный и светлый мир…
И вдруг вспышка: Главнокомандующий, Консул, Император… Все ярче и ярче, и вот у его ног полмира. Абсолютная власть приятно щекочет нервы. Жарким пламенем горит вся Европа. Злая Московия оказалась брандспойтом – декабрьской вьюгой, едва не потушившей спичку жизни. Теперь фосфорный трепет не так ярок, но жар от него еще слишком горяч, чтоб обжечь любого неосторожного.
Неосторожные опасны. Они непредсказуемы, что делает их сродни врагам. У сильного всегда много недругов. В борьбе с ними теряются последние силы. Именно такие додумались дуть на пламя сообща; это возымело эффект – почти задули, спрятав полуобгорелую фосфорину куда подальше, на остров Эльба. Недосмотрели… Разгорелась вновь! Опять пожар. Жаркий, жадный, ликующий. На этот раз
