дни шли, и чувство ожидания сменилось смирением – безнадежным смирением старости, которое иногда неверно называют апатией. Порой они могли не проронить ни слова целый день, потому что теперь им не о чем стало говорить, и дни их тянулись до изнеможения.
Со дня трагедии прошла неделя. Среди ночи мистер Уайт неожиданно проснулся и, протянув руку, не нашел рядом с собой жены. В комнате стояла темень. За окном слышались приглушенные рыдания. Мистер Уайт поднялся и прислушался.
– Иди домой, – сказал он с нежностью, – замерзнешь.
– Сыну холоднее, – ответила старушка и снова заплакала.
Звук ее рыданий становился все тише и тише. Постель была мягкой, а глаза слипались от усталости. Старик погрузился в тревожный сон, как вдруг раздался дикий крик его жены, и он в испуге проснулся.
– Лапа! – кричала она. – Обезьянья лапа!
Он поднялся с кровати.
– Где? Где она? В чем дело? – спросил он ее с тревогой.
Она подошла к нему, пошатываясь.
– Дай ее мне, – тихо произнесла она. – Ты ведь ее не уничтожил?
– Она в гостиной, возле лампы, – с удивлением ответил он. – А зачем она тебе?
Миссис Уайт рассмеялась, наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Я просто о ней вспомнила, – истерично ответила она. – Почему я раньше об этом не подумала?
– О чем?
– Об оставшихся двух желаниях, – быстро ответила она. – Мы же загадали только одно.
– Разве его было недостаточно? – гневно спросил он.
– Нет! – торжественно выкрикнула жена. – Мы загадаем еще одно желание. Спустись в гостиную и принеси лапу. Только быстро. Мы загадаем, чтобы наш сын ожил!
Мистер Уайт трясущимися руками отшвырнул в сторону одеяло.
– Да ты с ума сошла! – в ужасе закричал он.
– Принеси ее, – тяжело дыша, приказала она. – Быстро, и загадывай! О-о, мальчик мой…
Мистер Уайт чиркнул спичкой и зажег свечу.
– Ложись лучше в постель, – неуверенно проговорил он. – Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.
– Наше первое желание исполнилось, – возбужденно продолжала миссис Уайт. – Почему бы не загадать второе?
– Просто совпадение, – пробормотал он.
– Возьми лапу и загадай желание! – закричала она, дрожа от возбуждения.
Старик неуверенно взглянул на нее.
– Он уже десять дней как мертв, кроме того… Я бы тебе этого не сказал, но… Я смог узнать его лишь по одежде. Если ты тогда не решилась на него даже взглянуть, что же теперь?
– Верни его, – выкрикнула она и потащила к двери. – Думаешь, я боюсь ребенка, которого сама же вырастила?
Он спустился в темноте и на ощупь добрался сперва до гостиной, затем до каминной полки. Талисман лежал на своем месте. Старика охватил страх, что их искалеченный сын может ожить до того, как он успеет убежать из комнаты.
