подножия доменной печи № 4 находился деревянный сарайчик. Это было нехитрое сооружение из досок, крыша которого была сделана из кусков рифленого железа, прибитых как попало. Большую часть единственной комнаты в этом сарайчике занимала огромная железная печь, укрепленная на основании из полудюймовой стали и находившаяся на равном расстоянии от каждой стены. Не позже половины седьмого мы с Колей бодро подошли к двери сарайчика и распахнули ее. В комнате было темно и холодно. Несколько мгновений Коля шарил в темноте, прежде чем нащупал выключатель и зажег свет. Комната освещалась большой пятисотваттной электрической лампочкой, свисавшей с потолка и заливавшей каждый уголок ослепительным светом. У стен стояли деревянные скамьи и старый стал, а в углу – две колченогие табуретки. Напротив входной двери находилось огромное подсобное помещение, где на стенах висели ацетиленовые сварочные аппараты, шланги и брандспойты, гаечные ключи и другие инструменты. На грязном полу в полном беспорядке валялись электроды и карбидные генераторы. В подсобке были два косоглазых окошка. На одной из стен подсобки висел телефон. Коле, мастеру-сварщику, было двадцать два года. Это был широкоплечий парень, довольно худой, и лицо его имело мертвенно-бледный оттенок, который, впрочем, был у многих людей, увиденных мной в Магнитогорске в 1933 году. Его взлохмаченные длинные волосы цвета древесных опилок выбивались из-под меховой шапки. Овчинный полушубок на нем был во многих местах порван, так как ему приходилось часто ползать, извиваясь как червяк, по узким проходам и трубам. Из прорех торчала овечья шерсть, напоминавшая усы польского таможенника. Подметки валенок протерлись. У него грязные, мозолистые руки, а лицо его и манера вести себя чрезвычайно энергичны.
Зазвонил телефон. Коля поднял трубку и хрипло сказал: «Кого вам? Да, это я. Нет, не знаю. Пока еще никого нет. Позвоните через полчаса». Он повесил трубку, расстегнул полушубок и высморкался на пол. Я пошел в подсобку и достал нашу аварийную плитку-обогреватель. Это было приспособление, состоявшее из железной рамы, обмотанной кое-как асбестовыми прокладками и трехмиллиметровой стальной проволокой. Я поставил ее рядом со столом, а Коля взял два конца проволоки и присоединил их к общей электропроводке на стене. Свет электрической лампочки слегка померк, раздалось гудение, по которому можно было понять, что у спирали низкое сопротивление – и меньше, чем через минуту спираль раскалилась докрасна. Коля удовлетворенно хмыкнул, перевернул патрон от лампочки, служивший чернильницей, и поставил его на пол рядом с обогревателем. Ожидая, чтобы чернила оттаяли, он выдвинул ящик стола и вытащил оттуда какие-то грязные ветхие бумаги.
Дверь отворилась, и на пороге появились две фигуры в овчинных полушубках. «Привет, ребята, как насчет огонька?» – сказал Коля, не поднимая головы. «Мы же не можем обогревать всю комнату электричеством». Два вошедших монтажника размотали шарфы, укутывавшие их до носа, сняли рукавицы и стерли налипший на ресницах иней. «Холодно, – сказал один из них. – Надо закурить». Они подошли к электроплитке, достали старую газету и мешочек с «махоркой» –
