потом послышались шаги, едва слышные и знакомые до сердечного трепета. Оторвавшись друг от друга, мы с Эчиль обернулись к двери. Тот, о ком мы говорили, появился на пороге и вопросительно приподнял брови.
– Пойду погляжу, как там мои девочки, – сказала наша гостья и направилась к выходу, но обернулась, подмигнула мне и вышла, едва Танияр посторонился, пропуская ее.
– О чем говорили? – спросил каан, как только мы остались одни.
– Готовим смуту, – ответила я. – Мы скоро захватим власть в тагане и объявим женщин венцом творения. Будем сидеть на подушках красивые и гордые, а мужчинам оставим мыть полы, стирать и готовить.
– Что будет с кааном? – полюбопытствовал мой супруг.
– А с кааном всё хорошо, он будет подносить нам сладости.
– Всем?
– Вот еще, – фыркнула я. – С чего это? Только мне.
– Ты сказала – нам, – справедливо заметил Танияр, и я ответила:
– Разумеется, нам. Нам, Ашити Великолепной, как иначе?
– Иначе никак, – деловито покивал каан. – Моя Ашити такая, великолепная. – И со смешком притянул меня к себе. – Ты – свет моей души.
– А ты моя сладость, – улыбнулась я.
– И я себя донес, – хмыкнул супруг. – Только лакомиться будешь ночью, а сейчас идем встречать гостей, они уже недалеко.
– Покоряюсь, – склонила я голову. – Гости важней сладостей.
– Об этом мы еще поспорим, – многообещающе заверил меня каан.
– Если, конечно, найдешь аргументы.
– Найду, – усмехнулся супруг и, поцеловав меня, развернул к двери. – Еще как найду.
– Но ночью? – уточнила я, и он кивнул:
– Да.
А вскоре мы покинули подворье и направились к воротам Иртэгена. Сегодня верные саулы скучали в ашрузе, никто и не думал выводить их для встречи дорогих гостей, потому что кийрамы были пешие. В этом племени верховую езду не воспринимали принципиально, как и любое ограничение животных и принуждение к действию, угодному человеку.
Зверя можно выследить и убить, если терзает голод. Но насилие над его волей недопустимо. Такова была философия, однако нам как дикарям с благородным снисхождением простили наши заблуждения. Тем более с саулом не поспоришь. Если уж он выбрал себе всадника, то отказать ему – настоящее преступление и истинное насилие над его чувствами.
Что до прочих домашних животных, то Улбах выразился так:
– Они давно променяли вольную жизнь на хозяйскую руку. Глупыми бывают даже звери.
Так что тут мы оказались и не виноваты вовсе. Мгизы, турымы и прочие одомашненные животные сами дураки, а потому пусть и живут как хотят. Кийрамам до них дела нет. К этому выводу мы пришли в день нашей первой встречи, пока каан и вожак беседовали, и преград на пути дружбы стало меньше.
Но в любом случае мы не могли унизить наших гостей, явившись верхом к пешим. Это вынудило бы их смотреть
