где был оставлен Заком. Вскоре коридор разделился натрое, и я ненадолго остановился, не зная, которое из ответвлений выбрать. Казалось, резонов предпочесть одно двум другим нет, и я наугад свернул в левое.
Свернул… но далеко не ушел, так как вскоре заметил, что идти сделалось затруднительно. Первым делом мне пришло в голову, будто я захворал, а затем – что причина не в хвори, а в каком-то дурмане. Однако чувствовал я себя нисколько не хуже, чем покидая закуток, где прятала меня Гунни. Голова не кружилась, с ног я не падал, равновесие держал без труда…
…но, тем не менее, начал падать, едва подумав об этом. Нет, вовсе не потерял равновесия, сам того не заметив: просто не смог вовремя сделать очередной шаг, лишился опоры, и собственный вес увлек меня вниз – хорошо, что падение оказалось очень и очень медленным. Ноги будто сковала какая-то непостижимая сила, а попытавшись выставить вперед руки и не сумев оторвать локтей от боков, я обнаружил, что и они скованы ею же.
Таким образом, я повис в воздухе, ничем не удерживаемый, по-прежнему во власти едва ощутимого притяжения палубы корабельных трюмов, однако не падая. Или, точнее, падая так медленно, будто никогда не достигну грязно-бурой поверхности палубного настила. Откуда-то издали, из недр корабля, донесся мерный звон колокола.
Все это оставалось без изменений на протяжении долгого-долгого времени… или, по крайней мере, на протяжении времени, показавшегося мне очень и очень долгим.
Наконец сзади донеслись чьи-то шаги, но повернуть головы и оглянуться я не сумел. Пальцы сами собой потянулись к трофейному кинжалу. Не сумев сдвинуть его с места, я что было сил стиснул в кулаке рукоять, напряг все мускулы…
Встряска, и все вокруг стремительно заволокло тьмой.
Казалось, я скатился с теплого ложа из ветоши, но потянувшаяся к нему рука нащупала только холодный пол. Жесткий, но это не страшно: необычайно легкий, я едва не парил над ним, однако холоден он был, точно одна из неглубоких луж, образующихся на льду Гьёлля с наступлением недолгого теплого времени года, а порой даже среди зимы.
Словами не выразить, как мне захотелось снова улечься на кучу ветоши! Если не отыскать ее, то и Гунни меня не найдет… Увы, сколько я ни ощупывал пол вокруг, постель исчезла как не бывало.
Продолжив поиски, я потянулся мыслями во все стороны разом. Как, объяснить не могу, однако охватить разумом весь корабль целиком не составило никакого труда. Миг, и перед мысленным взором моим предстали грузовые трюмы, вокруг коих шмыгали мы, словно крысы в стенах, ограждающих комнаты дома, и оказались они необъятными подземельями, битком набитыми самым странным добром. В руднике обезьянолюдей хранились целые залежи слитков золота и серебра, но любой трюм корабля (а насчитывалось таковых куда больше семи) превосходил его размерами многократно, а самые пустяковые из погруженных на борт сокровищ были сокровищами с далеких звезд.
Разум
