сейчас расскажу.
Те, кто никогда не бывал в сражениях, полагают, будто дезертир, сбежавший с поля боя, стыдится содеянного. Нет, дезертиру нисколько не стыдно, иначе не бывать бы ему дезертиром: на поле боя, за исчезающе ничтожным исключением, бьются трусы, страшащиеся сбежать. Так вышло и со мной. Стесняясь проявить страх на глазах Пурна с Гунни, я скроил мину, несомненно, напоминавшую подлинную решимость не более чем посмертная маска старого друга напоминает его улыбку, помог Гунни встать и забормотал какую-то чушь: надеюсь-де, с ней все в порядке, и тому подобное.
– Мне-то что, а вот парнишке, на которого я свалилась, изрядно досталось, бедняге, – отвечала Гунни, и я понял, что ей стыдно не меньше, чем мне, а посему она полна решимости держаться твердо, пусть даже живот подводит от страха.
Пока мы вели разговоры, флайер вновь взмыл над мачтами, выровнялся и расправил крылья. Казалось, все мы стоим на спине какой-то громадной птицы.
– Вот вам и приключение, которым можно похвастать перед товарищами по возвращении на корабль, – сказала женщина, державшая перед нами речь. – Тревожиться не о чем. Неожиданностей больше не будет, а упасть за борт этого судна при всем желании невозможно.
– Я знаю, что ты собирался сказать ей, – прошептала Гунни, – но ведь сам видишь: настоящий нашелся.
– «Настоящий», как ты выражаешься, – это я, – возразил я, – и мне непонятно, что происходит. Я ведь тебе рассказывал… хотя нет, не рассказывал… Так вот, знай: вместе с верховной властью мне досталась память всех моих предшественников. Можно сказать, я – это не только я сам, но и они, все до единого. А прежний Автарх, передавший мне трон, тоже летал на Йесод, в точности так же, как я… Вернее, это я думал, будто меня здесь ждет все в точности то же самое.
Гунни, явно жалея меня, сокрушенно покачала головой.
– По-твоему, ты все это помнишь?
– Не «по-моему», а действительно помню! И каждый шаг путешествия, и даже остроту ножа, лишившего его мужского достоинства. И в тот раз все было совсем не так: его встретили с подобающим почтением, доставили вниз, а на Йесоде он претерпел долгие испытания и, наконец, был сочтен их не выдержавшим, так как сам счел, будто не выдержал их.
С этим я оглянулся на женщину и ее спутников, надеясь, что привлек их внимание.
– Все еще утверждаешь, что ты и есть настоящий Автарх? – спросил подошедший к нам Пурн.
– Да. Бывший, – ответил я. – И Новое Солнце на Урд приведу обязательно, если только сумею. А ты все так же готов зарезать меня за это?
– Не прямо ж сейчас! А может, и вовсе ну ее, эту затею. Я – человек простой, понимаешь? Потому в байки твои и поверил. Но когда настоящего изловили, понял, что ты меня просто за нос водил. Или умом повредился. Я в жизни никого не убивал, и за выдумки человека резать не стану. А лишить жизни того, кто, как говорится, из Порт-о-Лу́на приплыл – дело вовсе дурное, тут уж наверняка жди несчастий. Как
