с привычного насиженного места.
Совсем поздно, закончив работу, Карина зашла в большую комнату. За стеной царила мертвая тишина, оттуда не доносилось ни звука. Тихо было и на следующий вечер, и за ним.
А через неделю все повторилось. Теперь Карина смотрела «Поле чудес» и, едва услышав знакомые голоса за стеной, щелкнула пультом и ушла в спальню. Там у нее стоял маленький телевизор. Глупо было надеяться, что такие крики можно чем-то заглушить.
«Вот это соседи!» – в ужасе думала Карина, пытаясь сосредоточиться на любимой передаче, что ей удавалось с трудом.
Потом она закончилась, и в большой комнате за стеной снова стояла удивительная тишина.
Карина отправилась на кухню вскипятить чайник, и тут на глаза ей попалось неприлично располневшее мусорное ведро. Мусор был больным вопросом. Выносить его каждый день она очень не любила. Для этого приходилось спускаться по лестнице на ледяную, продуваемую всеми ветрами площадку между этажами. К тому же мусоропровод открывался с трудом, так что Карина каждый раз обламывала об него ногти. Можно было, конечно, перенести эту неприятную процедуру на утро, но она побоялась, что ведро переполнится от яичной скорлупы или пустого молочного пакета. Карина представила, как сыплется его содержимое по дороге к мусоропроводу, вздохнула и, поплотнее запахнув кофту, поплелась в прихожую. Отперла дверь и в недоумении остановилась.
Внизу, обнимая трубу мусорника и прижавшись к ней лбом, стояла девушка. Она была довольно высокая, что сразу бросалось в глаза, несмотря на ее ссутулившуюся спину. Распущенные прямые, совершенно белые, как у прибалтов, волосы почти полностью закрывали ее лицо.
Карине показалось, что девушка совсем молода, не больше двадцати лет. На узких, почти мальчишеских бедрах, облегая их, словно чешуя, плотно сидели фиолетовые джинсы. Кроме них, на девчонке, к ужасу мерзлячки Карины, была только легкая, тоже фиолетовая футболка с короткими рукавами и надписью «Спорт» на спине. Жалостливое и трогательное впечатление дополняли мужские клетчатые тапки с замятыми задниками, в которых утопали маленькие ступни. До Карины донеслись громкие всхлипывания.
«Так вот кто шумит у меня за стеной», – догадалась она и тихонько кашлянула.
Девушка не обратила на нее ни малейшего внимания, лишь плечи затряслись с новой силой. Карина спустилась на один пролет, аккуратно поставила на пол ведро и сказала мягко, но убедительно:
– Эй! Это плохое место для слез. И уж если плакать именно здесь, то не в такой одежде. Тут градусов шестнадцать, не больше.
Девушка наконец оторвала лицо от мусоропровода. Оно было красным и распухшим от слез. Прямая белая челка падала на глаза, а глаза были голубые-голубые. На курносом носу отчетливо виднелись веснушки, большой рот кривился от усилий сдержать рыдания.
Если бы заплести ей косички, одну повыше, другую пониже, с распустившейся ленточкой, вышла бы форменная Маша-Растеряша, какой ее рисуют в детских книжках. Озорная и непутевая, но, в общем-то, хорошая девчонка.
