голову, чтобы тому было ещё удобнее…
В нашей актёрской профессии есть такое понятие, как «пристройка». Если я заявляю себя первым номером – я лидер, у меня власть, – мой партнёр меня поддерживает «пристройкой снизу»: что называется, «свита, играющая короля».
А если я второй номер, если я маленький, слабый, – обратный случай: партнёр делает «пристройку сверху», как бы раздувается, чтобы зрителю сразу было понятно, кто из нас кто, в каких мы с ним отношениях. Тогда возникает динамика. Ведь чтобы музыка появилась, ноты не могут звучать на одной высоте? Одна нота выше, другая ниже.
И здесь то же самое, в дикой природе, – только один из исполнителей платит за эту музыку жизнью.
…О господи, ещё хуже: теперь он не только клюёт, он кусает этого маленького своим крючком, тормошит, тащит, дёргает, рвёт… Кошмар!
– Наконец-то! В норе появляются взрослые пчелоеды… Сейчас они положат конец этой бойне… Нет?! Как же так? Поразительно, но в их присутствии избиение продолжается. Они теряют своего…
Сына? Дочь?
– …своего малыша. Но, кажется, это их ни в малейшей степени не тревожит… Маленький пчелоед беззащитен, вот-вот погибнет в неравной борьбе, а родители кажутся полностью безучастными к…
– Достаточно, – раздалось вдруг в наушнике, и картинка на мониторе застыла. Я как будто с разбегу втемяшился в стену.
– …твою мать, Вадик! Я сказал не останавливать! Русским же языком! Какого…
– Алексей Юрьевич.
Нет: это не Вадик в наушнике, голос совсем другой. Я же актёр в третьем поколении. И дедушка был прекрасный чтец и актёр, и папа актёр и чтец, и меня самого, видите, застали на озвучании: уж что-что, а человеческий голос я сразу слышу во всех деталях, каждый мельчайший звук.
Бывают голоса плотные – бывают рыхлые; бывают тёмные – светлые; бывают юркие, вёрткие – и ленивые, мешковатые; бывают извилистые – а бывают прямые как палка; гладкие – и шершавые; маленькие – и боль-шие…
У звукооператора Вадика голос был вялый, волглый. А этот новый – наоборот, специально засушенный, сморщенный. Вкрадчивый, осторожный, как будто чуть-чуть показался кончик – вынюхивает с опаской, готовый в любую секунду юркнуть обратно.
Наверное, у меня африканские ночные съёмки ещё стояли перед глазами: я сразу представил ту землеройку, которая выцарапалась коготками из-под земли – подвижный серенький хоботок и мелкие острые зубки, которыми этот грызун выкусывает каждый звук, каждое окончание…
Можете мне не верить, но впечатление сложилось сразу: достаточно было услышать, как он произнёс моё имя и отчество.
Я решил, что раньше времени пришли новости, вскочил, крикнул в стекло аппаратной:
– Слушайте, мы же работаем, какого чёрта! Пять минут потерпите, сейчас, мы заканчиваем уже!..
– Алексей Юрьевич, сядьте.
А я вижу, что за стеклом никого.
