выпрямляюсь.
– Ты не можешь ему сказать. Он меня в порошок сотрет, а тебя сожжет заживо.
Пусть мне уже двадцать один, но я все еще живу в родительском доме, и отец найдет множество способов меня наказать.
– Думаешь, твой отец платит мне за твою защиту шутки ради? – кричит он.
– Нет. Конечно, нет.
– Ты хоть представляешь, в какой опасности была прошлой ночью?
Он качает головой, глядя на меня со смесью гнева и озабоченности.
Да, дружище. Я знаю, как была близка к тому, чтобы меня изнасиловали и убили. Но сказать не могу, поэтому сжимаю губы. Пусть выговорится – может, ему полегчает.
– Значит, ты меня ненавидишь? – Он вскидывает брови до самой линии волос. – Вот так? Хочешь, чтобы меня сожгли, или надеялась убить?
– Не будь смешным, – так драматизировать не в характере Тони. – Может, я ненавижу то, что ты представляешь, но не тебя лично. Я дала тебе несколько таблеток снотворного, а если бы хотела убить, то подсыпала бы яду.
– Не смей говорить так легкомысленно. Это не смешно, – бросает он.
Такое тоже не свойственно Тони, он всегда спокоен и всегда ко мне добр.
– Сьерра, я проспал до шести утра. Я вырубился на двенадцать часов. За это время с тобой могло случиться что угодно. Мне ничего не оставалось, как взять с Пен слово, что ты в безопасности. Знать, что ты с каким-то парнем, которого я не проверил, без сумки и телефона… – Он трет щетину на подбородке, качая головой, и вздыхает, пронзая меня страдальческим взглядом. – Я так переволновался.
Я сразу начинаю корить себя, потому что правота его слов написана у него на лице. Я наклоняюсь вперед, опираясь на локти.
– Мне правда жаль, Тони. Я совершила ужасный поступок. Тут не было ничего личного. Клянусь, я просто хотела свободы и повеселиться, когда ты не следишь за каждым моим шагом и не докладываешь отцу.
– И как? – спрашивает он.
– Что «как»? – хмурюсь я.
– Повеселилась?
Его черты чуть смягчаются, он выжидающе смотрит на меня. Судя по его лицу, он понимает, почему я так поступила. Может, даже одобряет на подсознательном уровне. У меня в груди растекается тепло. Я рада, что мой телохранитель – Тони. Он хорошо меня знает и, хотя все еще хочет меня придушить за то, что я рисковала собой, понимает мой поступок.
Я с улыбкой киваю.
– Да.
В основном.
Он наклоняется надо мной и сдвигает брови, осторожно трогая мою шею. Прищурившись, внимательно рассматривает легкие синяки размером с пальцы на моем горле.
– Тебе кто-то причинил боль?
Прежние эмоции в его глазах сменяются гневом и страхом. У него такой вид, будто он готов кого-нибудь прибить.
– Нет. Это не то, чем кажется. – Я внутренне съеживаюсь. – Это было по согласию.
– Уверена, что никому не нужно надрать задницу?
У меня вырывается смешок при мысли о том, что Тони попытается драться
