Кастнером, он разрешил отправку туда молодых евреев.
Но, конечно, называть Эйхмана сионистом абсолютно нелепо не только потому, что он не был евреем, а главным образом потому, что эмиграция, которой он содействовал, являлась насильственной, зачастую под угрозой отправки в концентрационный лагерь, что было равносильно смерти. Г. Изорски высмеяла утверждение Х. Арендт о том, что Эйхман обратился в сионизм, цитируя отрывок из доклада, подписанного им, о необходимости избежать создания независимого еврейского государства в Палестине:
Поскольку …программа о 50 000 евреев ежегодно [отправляемых в Палестину], главным образом, укрепит еврейство в Палестине, об этом плане не может быть и речи, чтобы избежать создания независимого еврейского государства в Палестине.[26]
Разумеется, абсурдно считать сионистом того, кто возражает против воссоздания еврейской государственности в Палестине.
Второй момент касается подвергаемого сомнению Х. Арендт антисемитизма Эйхмана, поскольку, по её мнению, «он, совершенно очевидно, не испытывал безумной ненависти к евреям, как и не был фанатичным антисемитом или приверженцем какой-то доктрины»[27]. Её утверждение основывается только на высказывании Эйхмана на суде перед теми, кто его обвинял и кого он хотел уничтожить. Вся биография Эйхмана говорит о том, что он был антисемитом: вступил в антисемитскую партию, карьеру посвятил окончательному решению. Мог ли он служить не один год в еврейском отделе гестапо с момента его создания, если бы не разделял известную линию партии, в которой состоял, по еврейскому вопросу? В конце войны Эйхман прощался с сотрудниками своего берлинского офиса такими словами: «…я с радостью сойду в свою могилу с сознанием того, что пять миллионов врагов рейха уже погибли как животные». «Враги рейха», а не «евреи», – сказал Эйхман. Этот текст он сопроводил таким замечанием: «Я произнес эти слова резко и с ударением. Фактически это дало мне необычайное чувство восторга, когда я думал, что таким образом ухожу со сцены».[28]
Г. Изорски в противовес Х. Арендт утверждала, что Эйхман являл собой пример «не банальности, а коварства зла». Эйхман был причастен, например, к такой иезуитской акции в ходе депортации евреев. Понятно, что единовременно из одного конкретного места невозможно было отправить в Освенцим всех евреев. И для того, чтобы избежать волнений, вызванных возможными слухами о судьбе депортированных в Освенцим, евреям по прибытии в концлагерь предлагали написать письма, открытки своим родственникам и друзьям. А затем, когда авторы этих почтовых сообщений были уже убиты, через некоторое время письма рассылались адресатам, создавая впечатление, что их близкие живы.
Большинство обвинений в адрес Х. Арендт касалось искажения фактов, неверной оценки роли еврейских организаций и их руководителей и даже сочувственного отношения к Эйхману. Серьёзнейшую работу по исследованию на обширном документальном материале из прошлого
Цит. по: Ezorsky G. Hannah Arendt Against the Facts // New Politics. – Vol. 2. – No. 4. – 1963.
Арендт Х. Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла. – М., 2008. – С. 24.
Eichmann’s Own Story: Part II // LIFE. – 1960. – Vol. 49. – No. 23, December 5. – Р. 150.
