бросило в жар. Вонь от шкуры, которой он укрылся, опасаясь ночного холода, стала особенно невыносимой.
«Вот же лукавый старый хрыч! Если года прибавляют хитроумия, то этому хитрецу из хитрецов, должно быть, лет сто! Похоже, прохвост настолько стар, что пережил не только, как он сам утверждает, собственную силу, но и совесть, и… и рассудок? Ведь он даже не помнит собственного имени!»
Март едва не плюнул с досады – побоялся разбудить отшельника.
«Ладно, бог с ним… Утро вечера мудренее. Переночую – и поминай как звали…»
На крыше заворочалось, завозилось. Послышался вздох. Пленённый неутихающим хороводом мыслей, Март не сразу понял, что происходит.
– Мэ? – коротко вякнул снаружи (тоже, вроде бы, с крыши) недовольный басок.
– Мэ, – ответили ему после недолгой паузы откуда-то возле хижины (или это был тот же самый голос… вот только когда его обладатель успел спуститься?).
Встревоженный, Март сел и прислушался: тихо. Старик как улёгся со своей стороны очага, так и лежал кучей пыльного тряпья, никак не реагируя на посторонние звуки.
«Разбудить, что ли?..»
Лачуга заскрипела и вроде даже зашаталась. Казалось, снаружи ходит кто-то большой, сопит нетерпеливо и трётся о стены, ощупывая их в поисках слабого места.
– Мэ-э-э! – заорало сердито и требовательно, и уже как будто на два голоса.
Хижина вздрогнула, затрещал, ломаясь, хлипкий косяк дверного проёма, и, едва не сорвав напрочь обрывок ковра, внутрь ввалилось нечто. Покрытое грязной свалявшейся шерстью, оно тяжело и шумно дышало, наполняя жилище откровенно козлиным смрадом.
Март от неожиданности завалился на спину – да так и пополз лицом вверх, пока не уткнулся затылком в стену. Сел, весь дрожа. Сердце било в грудную клетку, как в бубен. Воздуха не хватало.
Существо сдвинуло лапищей развешенный на жердях хлам и распрямилось. Пришелец оказался человеком, однако наружности столь дикой, что немудрено было ошибиться. Высокий, с лицом сплошь покрытым чёрным волосом, он повёл из-под нависших бровей тёмными глазищами, будто взглядом своим, как саблей, намеревался распороть надвое сумрачную утробу хижины.
Март сжался и замер – не соображая, инстинктивно, будто что-то внутри него решило: это единственный способ остаться в живых.
Взгляд дикаря скользнул по Марту, не причинив, однако, никакого вреда, и упёрся в старика-отшельника – тот уже стоял на ногах, выставив перед собой плошку с дрожащим огоньком, наподобие пистолета. И тут они оба, дикарь и маг, загалдели, загыкали друг на друга! Магуш при этом усиленно помогал себе жестами, став похожим на шатаемое ветром дерево с подожжённой веткой.
Затаив дыхание, Март наблюдал за диалогом. Ничего ужасного пока не происходило, однако напоминать о своём присутствии он всё же не спешил.
– Это пастух… – вспомнил о своём постояльце старый отшельник, когда взгляд его случайно упал
