успел.
– Перед Морозовым будешь оправдываться, если он к нам с проверкой нагрянет.
Голоса стихли.
Приоткрыла дверь и глянула в щёлочку. В левой части коридора никого не было. Вышла, поворачивая голову вправо.
«Никого», – ноги уже несли к лестнице.
Спускаясь на нулевой этаж (подвальное помещение), ощутила идущий оттуда холод.
Прежде чем выйти в коридор, убедилась, что в нём никого нет.
Повернула направо. С этой стороны было пять камер, а коридор упирался в глухую стену. Слева от центральной лестницы располагалось ещё шесть камер, а коридор выходил на лестничный пролёт, который вёл в приёмное отделение.
Первые две камеры оказались пустыми. В третьей находилась женщина. Она проводила меня безразличным взглядом.
Знай я, в какой именно камере сидит тот, кого вместо меня обвинили в убийстве, мне было бы намного проще отыскать его. Лица-то мужчины я не видела, но судя по голосу, это был не молодой парень.
«Надо было Ника расспросить, – подумала с запозданием. – Но кто ж знал-то? Впрочем, одиннадцать камер, это не сто и на моей памяти они всегда были заполнены лишь наполовину».
В четвёртой и пятой камерах сидели мужчины. Ни один, ни второй на меня не отреагировали.
Приложила к толстому стеклу-перегородке четвёртой камеры магнитный ключ-пластину, который я забрала у Бориса Сергеевича. Прозрачная стена мгновенно поднялась вверх.
– Вас осудили за убийство Виктора? – спросила у сидящего на полу худющего плечистого мужчины.
В камере не было ничего, даже захудалого матраца.
– Чужое на себя брать не буду, – произнёс заключенный, вскидывая голову, и обдавая меня презрением.
«Похоже, меня приняли за законника», – пришла к выводу, основываясь на поведении задержанного.
Под глазами несчастного залегли тёмные тени, а сальные, давно немытые русые волосы спадали на плечи и поцарапанный лоб. Грязная, заношенная до дыр рубашка висела на мужчине, как балахон, а его тёмные широкие штаны я бы даже как половую тряпку использовать не стала.
– Вам мало лишить меня рук, решили укоротить на голову? – в мою сторону полетел плевок.
Отскочила в коридор, опустила прозрачную перегородку и сразу же подошла к последней с этой стороны камере.
Подняла толстое стекло.
Худощавый мужчина с начинающими седеть волосами сидел на полу камеры. Облокотившись о стену, он неотрывно смотрел в одну точку. На осунувшемся с впалыми щеками лице мужчины виднелись кровавые синяки. Босой и с магическими браслетами на руках, он представлял собой жалкое зрелище. И что самое ужасное, судя по потухшему, обречённому, брошенному на меня лишь на мгновение взгляду, мужчина смирился со своей участью.
– Я уже всё рассказал, – просипел арестованный. – Раз вы считаете, что я виноват, то так оно и есть. Я всё признаю и раскаиваюсь, только не тыкайте больше в меня своими бьющими разрядами дубинками. Сразу скажите, в чём я ещё виноват. Я признаюсь в чём угодно,
