терпеть не могу, когда ты вот так стоишь, качаясь, словно повешенный!
Рашнар снова повиновался. Она опять рассмеялась, вытянув ноги и сделав упор на локоть. Глаза молодого викинга широко раскрылись и засияли так, будто россыпь звёзд над Босфором за один миг опустилась, как птичья стая, и разместилась на подоконниках. Он подался вперёд и провёл рукой по бедру самой знаменитой в мире красавицы.
– Тебе нравится? – тихо, нежно и даже кротко осведомилась она, опять заморгав длинными глазами цвета осоки.
– То, что происходит со мной, ужасно, – сказал Рашнар, – лучше бы меня утопили.
– Как ты любезен!
Приняв насмешку в её глазах за призыв, он быстро поднялся.
– Сидеть! – крикнула царица, по-волчьи вздёрнув губу, – ты у меня будешь делать лишь то, что я прикажу тебе! Или больше ни разу в жизни не подойдёшь ко мне, понял?
– Да, – сказал он, моментально сев.
– Так-то лучше.
Она вновь выпила и немножко высунула язык, слегка его прикусив. Это было признаком озадаченности. Рашнар за ней наблюдал. Вдруг она спросила, опять садясь по-китайски:
– Скажи, что думаешь ты об этом мошеннике, Калокире?
Её слова пролетели мимо его ушей. Он был погружён в какие-то мысли.
– Ты что, дурак? – взвизгнула она, – ответь на вопрос!
– На какой вопрос?
– Я спросила, что замышляет этот противный и отвратительный Калокир, на твой взгляд? Скажи мне!
– Взять тебя в жёны, – пожал плечами Рашнар. Ноздри Феофано раздулись.
– Подлец! Подлец! И ты не убил его?
– Нет. Я решил, что лучше мне ревновать тебя к этому прохвосту, чем…
– Рашнар, слушай! Мне не до шуток. Что, он хорош собою?
– Неплох.
Она покусала губы.
– А Лев Мелентий знает о том, что этот мальчишка готовит переворот?
– Все об этом знают. И все усердно прикидываются дураками. Ведь только он, Калокир, может оттянуть вторжение варваров.
– Но ведь руссы посадят его на трон, наденут корону ему на голову!
– Да. И пощадят тех, кто сегодня днём доставит ему мои ощущения прошлой ночи, когда ты вдруг…
И Рашнар, воспользовавшись своим поэтическим даром, напомнил императрице о некоторых событиях прошлой ночи, произошедших в этой же комнате. Феофано даже не улыбнулась.
– Ну, а мой муж? – вскричала она, – его-то не пощадят! Что ж он согласился на этот план?
– Царица моя! Об этом надо спросить не меня, а мужа. Думаю, логофет ему заморочил голову.
– Невозможно, – произнесла Феофано, осушив чашу и положив её на постель, – логофет, при всей его гениальности, вряд ли сможет уговорить даже идиота пойти на верную смерть!
С этими словами императрица спрыгнула со своей высокой кровати и стала быстро ходить около неё, шлёпая босыми ногами по мраморным плитам пола. Лицо красавицы выдавало крайнее напряжение мысли.
