приобрести союзников среди ханов – только союзников не Никифору Фоке, а Святославу.
– Это понятно, – сделала Феофано нетерпеливый жест, – только почему ты считаешь, что он будет отстаивать там мои интересы?
– Да потому, что его зовут Георгий Арианит, чёрт тебя возьми! – вспылил секретарь. Царица вздохнула и громко цокнула языком.
– О, боже! Что я за дура? Но ты обязан простить меня, мой хороший! Сам знаешь, сколько в меня влюблено всяких идиотов. Георгий Арианит, конечно, не идиот, но он такой серый, противный, нудный! Я ужас как не люблю о нём вспоминать, поэтому и не вспомнила. Он однажды…
– Тебе идея моя понравилась или нет? – перебил Никифор.
– Ещё бы! Ты ослепителен, грандиозен! Клянусь тебе, Лев Мелентий рядом с тобой – тупое животное! Давай выпьем, мой маленький сволочонок. Потом ты меня проводишь.
– Мне только нужно будет одеться, – заметил юноша.
– Я тебе помогу! То есть, подожду.
Царица и секретарь осушили чаши, после чего Никифор побежал в спальню. Его прекрасная собутыльница стала глядеть в окно. Наступало утро. Константинополь сонно шевелился, как человек, на лицо которому падают первые лучи солнца. Он ещё не проснулся толком, но настроение уже портится, потому что в голову лезут мысли о предстоящих делах. Таков был и город. По его улицам шастали ещё ночные бродяги, которым не посчастливилось в этот раз погулять на чужие денежки, но шагали также и люди, спешившие добывать себе хлеб насущный. Первые были злы потому, что сильно устали, вторые же – оттого, что им пришлось рано встать.
Взглянув на Никифора, появившегося из спальни, императрица невольно залюбовалась им. Перед ней стоял уж не мелкий служащий, поднятый среди ночи с грязной постели, которую он делил неизвестно с кем, а статный, изысканный царедворец. Он был в хламиде из серебристой парчи, расшитой орлами, и мягких синих кампагиях. От него разило египетскими духами. Его волнистые, светло-русые волосы были не только хорошо вымыты, но и слегка подвиты.
– Кто это так тебя обслужил? – поинтересовалась игривым голосом Феофано, сияя глазками.
– Друг, – как-то неохотно проговорил секретарь, – точнее сказать, товарищ.
– О! Любопытно, чёрт побери! Он здесь ночевал, что ли?
– Да. Видишь ли…
– Он цирюльник? – не пожелала фея узнать подробности.
– Да! – обрадовался Никифор, – и замечательный.
– А ты его не уступишь мне на сегодня? Дворцовые мастера, я вижу, не столь искусны, как твой.
– Царица, он не пойдёт к тебе.
– Почему же?
– У него руки начнут трястись, и он наломает дров. Женщины его приводят в смертельный ужас.
– И тебя тоже?
Встав с кресла, императрица дружески взяла руку секретаря, почти столь же маленькую, как и её собственная рука.
– Моя золотая фея, ты для меня икона, – сказал Никифор.
– Ого!
