казалось, что это гарантирует всеобщее недовольство, которое со временем могло только усилиться. Анора пробормотал:
– Прелаты Улистэйлейана также не имеют приходов.
Вернезар сделал вид, что не слышит.
– Вы предлагаете мне должность в Улистэйлейане, – медленно проговорил я.
– Да, – ответил Вернезар.
Занарин, стоявшая рядом с ним, злобно смотрела на меня.
– Но если я соглашусь вступить в эту должность, – продолжал я, – мне придется подчиняться вам.
Последовала напряженная пауза.
– Значит, вы отрицаете, что по долгу службы обязаны подчиняться мне? – процедил Вернезар.
– Меня назначил на это место архиепископ, – ответил я. – А не вы.
– Вы утверждаете, что вы, простой Свидетель Мертвых, равны дач’отале Вернезару? – прошипела Занарин. – Если женщина из вашей семьи ухитрилась в свое время выйти замуж за императора, это еще не означает, что…
Вернезар перехватил ее взгляд, и она осеклась.
Да, существовала и третья причина, по которой Занарин меня недолюбливала, хотя лично мне было неясно, какую выгоду мне могло бы принести родство с бездетной вдовствующей императрицей.
– В прежние времена, – вмешался Анора, намеренно глядя в сторону, – Свидетели Мертвых пользовались самым большим уважением среди прелатов Улиса.
Этим высказыванием Анора подлил масла в огонь – без сомнения, намеренно. Между священниками началась настоящая ссора. Вернезара возмутил намек на то, что его предложение недостаточно почетно для меня, а Занарин в принципе возражала против того, чтобы мне оказывали уважение. Гнев эльфийки имел под собой еще одну причину богословского характера – и, памятуя об этом, я подавил желание раз и навсегда отказаться от каких бы то ни было рангов, должностей и уважения. Занарин родилась и выросла в другом городе, и ей был свойственен южный скептицизм. Она сомневалась в том, что Свидетели Мертвых действительно могут говорить с покойными, и поэтому не желала предоставлять мне какую-либо должность и считаться с моим положением в иерархии.
Положение – это одно, подумал я, а выслушивать чуть ли не прямые обвинения во лжи – это совсем другое. Я не мог допустить, чтобы прелаты Амало пренебрежительно относились к моей работе. Неожиданно для самого себя я начал спорить и требовать статуса, который был мне не нужен – иначе пришлось бы согласиться с Занарин и признать, что мне вообще не следует иметь никакого статуса. Тем временем Вернезар и Анора не менее яростно спорили о традициях Улистэйлейана.
В итоге время было потрачено впустую: каждый остался при своем мнении, вопрос о моем положении так и не был решен, я не отверг компромисс Вернезара, но и не принял его предложения.
Я решил отправиться в городские бани. Я чувствовал себя нечистым.
Домой я вернулся
