трубку взяла её мама.
Представившись коллегой по комсомольской работе, попросил позвать Наташу к телефону.
– Наташа, подойди, тебя спрашивают, – крикнула мама и положила трубку. Думая, что ее не слышно, добавила.
– Боже мой! Наташа, нет тебе покоя ни днем не ночью, похоже, опять очередной кавалер названивает. Как в июле-августе было хорошо, никаких звонков.
– Ладно, мам, не ворчи, – услышал я голос девушки.
– Слушаю, – громко произнесла она в трубку.
– Наташа, привет, рад тебя слышать, – ответил я.
Трубка замолкла. И пришла к жизни секунд через пятнадцать.
– Витя, доброе утро, как дела? Когда вернулся?
– Да вроде бы ничего. Вот, вчера приехал. Сразу позвонить не получилось, поэтому звоню сегодня.
В трубке опять повисло молчание.
– Может быть, встретимся сегодня, в кино сходим? – первым нарушил я тишину.
– Прости, Вить, сегодня никак не получится, – сожаления в Наташином голосе не было слышно ни на грамм. – У меня такая запарка с делами, кучу документов домой принесла, сейчас сижу, разбираюсь.
– Ну, что же, понятно, извини, что потревожил, перезвоню как-нибудь на днях, пока.
– Хорошо, Виктор, до свидания, – холодно прозвучал голос Наташи, и трубка запиликала короткими гудками.
Повесив трубку, я невесело хохотнул и вышел под моросящий дождик. Настроение было под стать погоде.
– А если бы мне шел действительно семнадцатый год, – подумал я. – Наверно, целая трагедия в душе разыгралась. Ладно, на нет и суда нет. Позвонить что ли Светлову, уточнить, как дела с мебелью, да посоветоваться, нет ли у него на примете хорошего маляра-штукатура, пора квартиру в божеский вид привести.
Я повернулся и снова зашел в телефонную будку. На моё счастье Григорий Иванович был дома и так обрадовался моему звонку, что сразу пригласил в гости. Отказываться я не стал. Забежал домой, переоделся, и направился на автобусную остановку, выбросив из головы непонятные финты Смолянской.
Когда нажал кнопку звонка в квартиру Светловых, дверь открылась практически сразу, как будто специально хозяева караулили мой приход.
Григорий Иванович, похоже, уже слегка остограмившийся, был бодр и весел. Сам повесил мой болоньевый плащ на вешалку и подал мягкие тапки с помпонами.
– Проходи, Витек, не стесняйся, будь как дома, – говорил он мне, провожая в комнату.
К моему удивлению за накрытым столом уже хлопотала его жена, Варвара Михайловна. До этого дня я знал её только по рассказам Светлова. Невысокая, полная женщина ближе к пятидесяти годам, доброжелательно мне улыбнулась.
– Так вот ты какой, Витя Гребнев, – сказала она. – Одно время Григорий Иванович мне все уши прожужжал, рассказывая о тебе. Проходи, присаживайся, сейчас будем обедать.
