стал возвращаться в воду. Так же активно и организованно, как буквально несколько минут назад вылетал из моря, как ошпаренный.
Да, Брайтон есть Брайтон… Умом его не поймешь. Его можно либо любить, либо ненавидеть. Вылез, обсох, добрался до машины и поехал домой.
Годы бежали быстро. Наступила и для Грутова пора принимать решение – оставаться и продолжать работать в Системе или … уходить на пенсию. Была осень 93-го. Что происходило в это время в стране – известно каждому. Грутову было известно в сотни раз больше. Он подал рапорт на увольнение. Его не отпускали. Убеждали, уговаривали, настаивали. Эта канитель тянулась почти два года. И в январе 1995 года он стал пенсионером, ветераном Вооруженных Сил.
Пенсию ему назначили большую. Очень большую, больше, чем у генералов с двумя, а то и с тремя звездами на погонах. Да и было за что. Из прожитых к моменту выхода на пенсию 53 лет у него с учетом восьми лет «полевых» засчитанных год за три, оказалось 50 лет службы в Вооруженных Силах. Все эти 8 лет полевых – не просто восемь лет службы. Эти восемь лет ежедневного, ежеминутного хождения по самому краю острия той косы, с которой принято изображать смерть. Все эти годы он воевал, утверждая и насаждая режимы, угодные партии и правительству СССР в силу различных не всегда ему ведомых причин.
На его парадном мундире, который и надевал-то он всего несколько раз в жизни и который хранил вместе с его орденами, книжками в Управлении, были два ордена Ленина, два ордена Боевого Красного Знамени, орден Красной Звезды да еще три за безупречную службу в Вооруженных Силах. Еще было около полутора десятка различных медалей. Он их даже не считал.
Оформив увольнение, получив все положенные документы и огромную сумму «выходного пособия», он надел свой парадный мундир офицера ВМФ (с таким же успехом это мог быть мундир ВВС, бронетанковых сил, ракетных войск. В свое время он предпочел ВМФ. Офицером ВМФ и числился официально, им же и вышел на пенсию). Несколько рядов наград, кортик, щегольская фуражка с крабом преобразили его до неузнаваемости. Еще днем, прощаясь с сослуживцами на организованном в его честь фуршете, он позвонил матери и попросил вечером обязательно быть у него дома. Служебную машину он велел остановить прямо в центре. Дальше, до дома, шел пешком. Впервые в жизни Грутов шагал по вечерней Москве в форме. Шинель скрывала его награды, непривычно била по ногам… Машинально откозыривая отдававшим честь встречным офицерам, он не спеша приближался к дому. Прямо у метро, недалеко от своего подъезда, купил огромный букет цветов. Пряча за ним лицо, не пользуясь ключом, позвонил в дверь. Дверь открыла дочка и, не узнав сразу, спросила: Вам кого?
– Вот так и приходи домой, – проворчал Грутов, – родная дочь не узнает… Дочка ойкнула и, отступив на шаг, прошептала…: «Ну, папка, ты даешь…» И заверещала: «Мама, бабушка, идите сюда, посмотрите на папу!» Грутов быстро скинул шинель, поправил кортик и, замирая от ощущения удавшегося эффекта, вошел в комнату…
Мама
