вероисповедную и классовую вражду. Ведь мы же не русские.
– Борцам с экстремизмом на заметку, – обронил Гарик. – Чтоб лишний раз не докапывались. Мы ко всем толерантны.
– Шестой пункт. Голядь чтит свою историю и культуру, пропагандирует ее, приобщает всех к голядскому национальному наследию. Голядь бережет свидетельства своего славного прошлого, сохраняет памятники от разрушения. Ведь мы же не русские.
– Правильно! – это уже пребывавший в задумчивости Костя подал голос. – А то у нас в городе старинные купеческие особняки горят, как свечки, а потом на их месте появляются дворцы «новых русских». – Он сделал ударение на слове «русских».
– Седьмой пункт. Настоящий голядин никому не жалуется на свои промахи, неудачи, решает все свои проблемы сам лично, при необходимости прибегая к помощи общины соплеменников.
– Вот оно, в самую точку! – воскликнул Гарик. – А то у меня сосед… достал уже. Как с женой поссорится – уходит в запой. А когда он запьет, то среди ночи просыпается часа так в два-три, идет ко мне и трезвонит в дверь, пока не открою. На свою семейную жизнь жалуется. Мне, который ему в сыновья годится, принципиально холостому – я лет до сорока погулять хочу. Именно ко мне – ему, алкашу, поговорить, видите ли, не с кем. На Западе мужик идет к психологу, к сексопатологу, к попу, пастору своему исповедоваться, если верующий. А наш русский слизняк к соседу плакаться идет. Среди ночи причем! А то, что у меня с утра в универе три семинара, – его это не колышет! Тьфу! Захлебнулся бы, что ли, своей водярой.
– Ты всё сказал? Я могу продолжать? – почти выкрикнул Саня. – Ты ж сам сейчас ноешь и жалуешься нам на соседа своего, как последний русский, ей-богу. Достал он тебя – так смени место обитания, сними хату в другом месте.
– Продолжай, – выдохнул Гарик. – Извини, что перебил, – просто наболело.
– С вашего милостивого соизволения продолжаю. Восьмой пункт. Люди голяди не ссорятся друг с другом по политическим вопросам, оставляя за каждым право на личные идейные убеждения и партийные предпочтения, не делят свой этнос на «красных», «белых», «зеленых» и прочих. Ведь мы же не русские. Добавляю еще: никто не вправе заниматься предвыборной агитацией от имени голядского народа! – И он опять застучал по клавишам.
Костя смотрел в окно напротив. Лучи закатного солнца пробились через зеленое решето листвы, сквозь полузакрытые жалюзи – и расчертили полосами стол, шкафы, компьютер. Как будто тень решетки накрыла троих парней, сидящих в помещении. Брр! Костя поежился, отодвинулся в сторону.
– Что, солнышко глаза слепит? Так я задерну! – Гарик привстал и протянул руку к шнуру от жалюзи, но вместо того, чтобы сомкнуть их, раскрыл еще шире. Свет солнца озарил фигуру Сани, склонившегося над клавиатурой, – он вносил последнюю правку в текст. На мгновенье показалось, что вокруг его коротко стриженной головы воссиял ореол – что-то отдаленно похожее на нимб на иконах православных святых, но отнюдь не нимб, а нечто совершенно иное, манящее и пугающее. Словно солнечный бог Сауле, которого нередко упоминал
