склонна верить намекам итальянца и не сомневалась, что они относятся именно к Монтони, мужу ее тетки. Мысль очутиться на чужбине во власти этого страшного человека была для нее ужасна. Конечно, не один страх побудил бы ее согласиться на немедленный брак с Валанкуром. Она чувствовала к нему нежнейшую любовь, и все-таки ни страх, ни любовь не могли победить в ней сознания долга.
Но Валанкура трудно было убедить. Он ясно видел под влиянием своей любви и опасений за возлюбленную, что путешествие в Италию будет ужасным несчастьем для Эмилии. Поэтому он решил настойчиво противиться ее отъезду и умолял ее дать ему право стать ее законным защитником.
– Эмилия! – убеждал он торжественным тоном. – Теперь не время взвешивать сомнительные и сравнительно пустячные обстоятельства, которые могут повлиять на наше будущее благосостояние. Теперь я яснее, чем когда-либо, вижу ту цепь серьезных опасностей, которым вы подвергнетесь по милости такого человека, как Монтони. Эти темные намеки итальянца очень серьезны, они только подтверждают мое собственное мнение о Монтони, утвердившееся на основании того, что я прочел на его лице. Я боюсь этого итальянца и умоляю вас, Эмилия, ради меня и ради вас самих, остерегайтесь зла, которое я предвижу. О Эмилия! Позвольте мне, моей любви, моим рукам удержать вас на краю гибели, дайте мне право защищать вас!
Эмилия вздыхала, между тем как Валанкур продолжал умолять, уговаривать, убеждать со всей энергией страстной любви. Но по мере того как он преувеличивал возможные страдания, которым она подвергнется на чужбине, – туман, заволакивающий ее мысли, стал, напротив, рассеиваться, и она поняла, насколько преувеличены эти опасения. Намеки итальянца основаны на слухах, и хотя внешность Монтони действительно может хоть отчасти оправдать дурные толки, но в точности ничего не известно. Пока Эмилия пыталась самым мягким образом убедить Валанкура в его ошибке, она подала ему повод к новой ошибке. Его лицо и голос изменились – они выражали глубокое отчаяние.
– Эмилия! – проговорил он. – Эта минута самая горькая, какую я испытал в жизни! Вы не любите, вы не можете любить меня! Если б вы любили, вы не стали бы рассуждать так хладнокровно, так разумно! Я терзаюсь тоской при мысли о нашей разлуке и о тех несчастьях, которые ожидают вас. Я готов был бы на все, чтобы только избавить вас от этой беды, спасти вас. Нет, Эмилия, нет, вы меня не любите!
– Теперь нечего терять время на сетования и укоры, – молвила Эмилия, стараясь быть спокойной, – если вы еще не знаете, как вы дороги моему сердцу, то никакие мои уверения не смогут убедить вас в этом.
Она замолчала, и слезы ее полились градом. Эти слова, эти слезы мгновенно отрезвили Валанкура и внушили ему уверенность в ее любви. В волнении он только восклицал: «Эмилия, Эмилия!» – и плакал, целуя ее руки.
Но через несколько минут Эмилия очнулась от временной слабости и проговорила:
– Я
