дом наполнится счастьем и радостью. Или ты мне не веришь?
«Если мама выздоровеет, папа вернется с войны, что же нам еще нужно?» – радуясь, думал я, стоя на пороге. Почему-то очень хотелось верить этому человеку. Но я не понял, о чем он спрашивает у меня. «Что это такое – садака? И есть ли это у нас?» – думал я, но старик опередил меня:
– Сынок, хлеб есть дома?
– Нет, – ответил я, качая головой.
– А зерно есть, зерно? – не понимая о чем он, я разинув рот смотрел на него. Старик засмеялся и продолжил: – Просо, кукуруза, рожь, овес или что-то похожее есть у вас?
– Да нет же, дедушка.
– Отруби есть?.. Ну, хоть отруби найдутся у вас? Ты не говори, что нет. Что ни спрошу – все нет и нет.
Меня огорчило, что старик был мной недоволен.
– Подождите-ка, дедушка, вы сами кто?
У старика изменилось настроение. Лицо сморщилось, а потом вновь разгладилось:
– Я, дитя, нищий, попрошайка. Ты слышал это слово? Мы, нищие, просим у людей милостыню и на это живем. Наша насущная доля рассыпана в закромах у людей. Мы ходим и собираем ее. А теперь дай мне что-нибудь. Или я, просто помолившись, пойду дальше.
– Что вам дать, дедушка?
– Что хочешь, то и дай. Мне ничего лишним не будет. А что у вас есть?
– У нас есть казан, тарелки, одеяла и курпачи, книги, тетради, одежда, которую мы носим. А еще есть чайники и пиалушки.
– Но их нельзя съесть, сынок, – чуть улыбаясь, сказал нищий старик, – мне нужно съедобное. Понял? Съестное что-нибудь!
Я пересказал весь наш разговор со стариком маме. Выслушав меня, мама немного задумалась и, не сдержавшись, громко заплакала.
– Нельзя просто так отпустить нищего человека. Возьми со скатерти остаток муки и отдай старику. Это все, что у нас есть. Хоть и немного, но это лучше, чем ничего.
Раскрыв скатерть, я действительно обнаружил там немного муки. Кое-как соскреб в пиалу всю муку и быстро направился к двери. Старик, держа в руках свою трость, терпеливо ждал меня. Я дал ему пиалу. Он оказался очень голодным. Взял небольшую пригоршню муки и сразу сунул ее в рот. Немного пожевав, проглотил. Остальную часть аккуратно высыпал в поясной платок, свернув его, убрал в торбу. Вернул мне пиалу и, раскрыв ладони, долго читал молитву.
Я тоже, раскрыв руки для молитвы, получил его благословение. Потом старик перебросил через плечо свою торбу и, постукивая тростью об лед, который местами сковал землю, напевая что-то вполголоса, вышел из нашего двора и направился к соседскому дому.
Я думал о своем и был горд тем, что уже с утра сделал какое-то большое и важное дело, не обращая внимание на холодный ветер, обдувающий меня. И только громкий кашель матери вернул меня в реальность.
Оказывается, я оставил открытым одну створку входной двери. Холод проник в комнату, где лежала мама, и она начала кашлять. Чувствуя себя виноватым, я быстро закрыл дверь (которая никогда до конца не закрывалась)
