философией школы Фусин лично, и это было интересно. Однако они тратили время, а дело еще не было завершено.
– В последний раз прошу, уйди с дороги, Куматани Кента.
– И не подумаю.
Женщина громко расхохоталась, ее смех расщепился на десятки других голосов, и Хизаши понял, что момент упущен. Они проиграли.
И тут двери за его спиной раскрылись, и вместе с сумрачным светом в храм ворвался человек.
– Ацуко! Ацуко, остановись, они убьют тебя!
Деревенский глава Ито упал на колени и заплакал. За его спиной стоял Мадока, а Сасаки уже был рядом с Хизаши и осторожно забирал у него сверток с младенцем.
– Ацуко! Мы больше не можем это продолжать!..
Появление старосты нарушило контроль демонической силы, и в глазах Ацуко появилось понимание. Она обвела взглядом пустой зал с разрушенным алтарем и разбитой табличкой с именем ками, и розовые шрамы на ее лице уродливо сморщились.
– Аааа! – протяжно закричала Ацуко. – Я не хочу! Я не хочу!
Щупальца черного дыма сомкнули кольца вокруг нее, и женщина зашлась воплем боли. Страх был почти осязаем, он стягивал кожу застывшим воском и забивал горло. Хизаши толкнул Сасаки к выходу, а Мадока выставил перед собой длинный меч, готовый к сражению.
Однако никому больше не пришлось пускать в ход оружие и магию. Ацуко завыла, а потом выхватила простой охотничий нож и вонзила себе в живот. Стены святилища сотряслись, и вместе с кровью, покидающей женское тело, слабела и сила демона. Он не получил ту жертву, что была ему обещана, вместо этого смерть призывающей навсегда закрыла для него эту дверь в смертный мир.
Хизаши опустил руку и едва слышно выдохнул.
Все закончилось.
– Доволен? – спросил Кента и убрал меч в ножны. – Такого исхода ты хотел?
Учида не ответил, и в его глазах отражалась лужа крови, яркая, как пламя, и так же быстро гаснущая, как жизнь, которую она с собой уносила. Куматани опустился на колени перед Ацуко и взял за испачканную в красном тонкую кисть.
– Мой ребенок… – прошептала женщина. – Мой Осаму… Он…
– Он жив, – Кента сильнее стиснул слабеющую руку.
– Хорошо. Я ошиблась. Я… я так ошиблась.
– Ацуко!
Хизаши посторонился, пропуская старосту. Он упал на колени рядом с Кентой, роняя слезы.
– Ацуко! Почему мы не остановились раньше? Почему все зашло так далеко?
– Он обещал помочь, велел молиться своему богу, – прошептала женщина, и ее глаза медленно стекленели. – Но я ошиблась. Я так… так…
Хизаши отвернулся, вдруг ощутив ужас оборвавшейся жизни – чужой, ничего для него не значащей, никчемной жизни. Но сердце больно сдавило, будто напоминая, что и его жизнь теперь конечна, и он теперь стоит на одной чаше весов с этой женщиной. Отвращение пополам с отчаянием наполнило его грудь, и он поспешно покинул святилище и остановился только под старой торией.
Где есть жизнь, непременно будет и смерть. Для Хизаши это не было откровением,
