в Москве, появилось к Олимпиаде-80 на углу Герцена (тогда еще не переименованной обратно в Большую Никитскую) и Тверского бульвара. Как и все дежурные по отделам, считывал речь Горбачева, присланную из ЦК…
Уже несколько месяцев я работал в ТАССе, весьма престижной по советским временам конторе. В стране вовсю бушевала перестройка, которая, правда, еще не вступила в свою завершающую стадию, поэтому об «общечеловеческих ценностях» и «суверенитете республик» пока не говорили. В ходу были другие фразы: вслед за «перестройкой, ускорением и гласностью» заблажили о «демократизации партийной жизни» и «возвращении к ленинизму». «Больше социализма, товарищи!» – вещал с трибуны плешивый меченный генсек, духовный отец распада, будущий «главный немец» и обер-предатель…
Видимо, для того, чтобы этого самого «горбачевского социализма» стало совсем много, всё более маразматические формы приобретала ширившаяся антиалкогольная кампания. Массово вырубали виноградники, уничтожали ликеро-водочные заводы, закрывали питейный заведения. С утра в винные лавки выстраивались огромные очереди…
Как следствие (ведь на «алкогольных деньгах» держался большой сегмент экономики) – прилавки постепенно пустели, возникал тотальный дефицит. Из продажи стали исчезать то одни, то другие виды промтоваров, табак, еда… Из-за дефицита рвались устойчивые хозяйственные цепочки, предприятия начинали простаивать, пошли первые увольнения «лишних» людей… Спустя сорок лет после войны возвращались к карточной системе. Для благозвучия, впрочем, карточки обозвали «талонами».
О близких кардинальных переменах в жизни общества свидетельствовали разворачивающиеся дискуссии об истории, экономике, культуре, послабление цензуры, появление фактически оппозиционных власти (хотя ею же и учрежденных!) либеральных изданий типа «Огонька», «Московских новостей», начавших лихо очернять всё, что было дорого нескольким поколениям советских людей, разрешение алии – еврейской эмиграции, дозволение новых форм хозяйствования в виде кооперативов, хозрасчета и подряда. Пошли разговоры о выборах на альтернативной основе, начались брожение и разброд на окраинах, которые были готовы полыхнуть огнем…
Я уже давно закончил институт. После выпуска, ввиду «не-сложившихся обстоятельств» с «целевкой», выбил свободное распределение, и через несколько месяцев проверок, оказался в одной из войсковых частей. Там, «отточив перо» в отраслевой армейской газете и печатном органе МВО «Красный воин», двинул дальше по «писательской» линии.
Следующим этапом стал ТАСС, еще тот, кондовый, советский. По протекции друзей меня приняли в Главную редакцию союзной информации, и я пока не понял, нравится мне там или нет. Неспешно вникал в суть редакционного процесса, пытался постичь хитросплетения тамошней творческо-производственной жизни, старался разобраться в характерах коллег и рабочих нюансах. Кто с кем водит дружбу, кто под кем ходит, кто кого куда или кому толкает, и прочую белиберду и бессмыслицу…
А
