Василисы. Это был взгляд человека, приговоренного к смертной казни, но при этом всерьез обеспокоенного тем, как принять смерть и сохранить при этом человеческое достоинство.
Щеки Ладовой зажили отдельной от своей хозяйки жизнью: при беге они умудрялись сотрясаться с такой частотой, что со стороны могло показаться – сквозь них пропустили электрический ток.
– Васька, – заскулила Низамова и забежала вперед. – Ну правда хватит. Чё так мучится?!
Но Ладова молча сжимала кулаки и продолжала, как ей казалось, нестись вперед. На самом же деле ее бег напоминал танец слона на арене цирка. Другое дело, что слон танцевал весело, вызывая улыбку у зрителей, а Василиса являла собой зрелище столь печальное, что Низамова не придумала ничего другого, как, отбежав метров на десять вперед, лечь на асфальт, чтобы прекратить поступательное движение Василисы к намеченной цели.
– Не пущу! – заорала Гулька и одновременно подняла вверх и руки, и ноги, став похожей на перевернутую букву «П».
– Куда ты денешься? – проворчала огнедышащая Ладова и, обежав подругу, двинулась дальше.
Тогда Низамова оглушительно засвистела, напугав не только Василису, но и проходивших мимо женщин. Издалека Ладовой было видно, как над Гулькой склонилось несколько прохожих, видимо, уговаривая ту встать с земли. Но Низамова не собиралась этого делать ни при каких обстоятельствах. Так, лежа на асфальте, она, судя по всему, умудрилась рассказать любознательным гражданам, чем вызван этот ее акт протеста. Во всяком случае, Василиса только так могла объяснить, почему незнакомые ей люди призывно выкрикивают ее имя и приветливо машут рукой, показывая, что надо вернуться.
Перед Василисой встал выбор: бежать дальше или вернуться. Немного подумав, Ладова с облегчением выбрала второй, обосновав выбор тем, что иначе «эта дура Низамова в хлам простудит свои нежные почки».
– Идет! – загудела окружившая Гульку стайка собравшихся и с любопытством уставилась на девушку с растрепавшейся косой и свесившимися на пунцовое от бега лицо белыми прядями.
– Альбиноска! – догадался словоохотливый дядечка и показал пальцем на Василису.
– Сам ты альбиноска! – тут же выпалила Низамова и вскочила с земли: – Всем – спасибо, все свободны, всем – до свидания.
Такого поворота страждущие не ожидали, в легком Гулькином прощании с ними прозвучала черная неблагодарность: а ведь они тратили свое время, душевные силы и, если угодно, физические в том числе.
– Такая молодая, а такая наглая. – Женской половине зрителей не понравилось это Гулькино «Всем – спасибо, всем – до свидания».
– Наглость, женщины, второе счастье, – буркнула Низамова и рванула навстречу Ладовой: – Вась, – заискивающе поинтересовалась она у подруги. – Все? Идем домой?
– Тебе в другую сторону, – отбрила ее Василиса и, тяжело ступая в своих доисторических
