кивнул. Пеш выжидающе молчал. Потом он ощупью двинулся дальше:
– До тех пор можно еще основательно потренироваться…
– Конечно, до тех пор рука у Хольштейна уже совсем заживет.
Вмешался Льевен:
– Зачем мы играем в прятки? И зачем вы увиливаете, Кай? Каждый знает, чего хочет другой.
– Так оно и есть, – с улыбкой заметил Кай. – Вы хотите, чтобы я участвовал в гонках на кубок Милана?
– Да, – отозвался Пеш. – Об этом я и хотел с вами поговорить.
– Вы слишком торопитесь. У меня нет желания гоняться. Я приехал сюда всего несколько дней назад и, возможно, через несколько дней уеду опять. Принимая во внимание причины, которые привели меня сюда, трудно загадывать вперед на такой долгий срок – на целый месяц. Я оказался бы связан по рукам и ногам, а именно этого мне хотелось бы избежать.
Пеш не сдавался:
– Я рассматриваю миланские гонки только как прелюдию. Главное, – он сделал внушительную паузу, – это европейский чемпионат, гонки по горной трассе, в которых вы тогда выступили бы от нашей фирмы.
– Европейские гонки по трассе Тарга – Флорио. Вы же по ней ездили, Кай, четыре года тому назад. – Льевен в нетерпении нагнулся вперед.
Пеш медленно добавил:
– В вашем распоряжении будет все необходимое.
Кай молчал. Пеш продолжал:
– Связывать вас будет только дата гонки.
Кай ничего не ответил. Пеш подвел итог:
– Характер, длительность и сроки тренировок мы целиком и полностью оставляем на ваше усмотрение. – Пеш умолк, ожидая ответа.
Кай долго медлил. Он хорошо знал волшебное действие моторов, в сравнении с которым всякий другой спорт казался дилетантским. Сегодня он опять его почувствовал; почувствовал, как любил то превращение, что происходило с человеком, когда он садился за руль гоночного автомобиля и весь его опыт, весь ум – итог целой жизни, – устремлялся к одной бессмысленной цели: оказаться на несколько секунд быстрее, чем другие люди в похожих автомобилях. Суть рекорда заключена в его человеческой бесполезности; именно поэтому он так жестко и неотступно спрессовывает желание победить в высочайшее напряжение и распаляет лихорадку столь высоких ожиданий, как будто речь идет о важнейших мировых проблемах, – а ведь, в сущности, дело сводится к тому, чтобы отвоевать у некоторых совершенно безразличных тебе людей, которые, возможно, любят пикейные жилеты или с удовольствием едят ростбиф, несколько метров пространства.
Не то чтобы Кай недооценивал переживания такого рода, но ему представлялось, что они еще далеки от желанной полноты чувств, еще не дают достаточного простора для воодушевления, с каким он сюда приехал. Ему претило сразу отдаваться в их власть. Он поднялся.
– Нет, не хочу – я не готов еще принять решение…
Пеш кивнул.
– Как вам будет угодно. Обдумайте
