типично спортивными очертаниями.
На капоте радиатора образовалась глиняная корка. Кай отламывал от нее куски и бездумно растирал между пальцами. Потом достал носовой платок: он заметил, что никелевая отделка покрыта серым налетом, и отчистил кусочек до блеска.
Внезапно его охватило живое, осознанное стремление, – он бросил платок и включил мотор. Ему захотелось съездить в Ла Тюрби, поднявшись по Гранд-Корниш,[4] и этим впечатлением завершить день.
Фруте просунула голову к нему под мышку и мешала вести машину. Медленно, с остановками он развернул автомобиль. Авеню де Монте-Карло будто вымерло, только какая-то одинокая фигура поднималась по нему со стороны бульвара Ла Кондамин. На голове – маленький ток, под ним слегка размалеванное лицо, усталый рот.
Каю показалось, что это та самая кокотка, которая подобрала фишку Фиолы. Она подошла поближе, нерешительно остановилась и улыбнулась. Так она и стояла, тоненькая и никчемная на фоне пустынной улицы и возвышавшегося за нею горного массива – крошечный комочек жизни перед рядами фонарей и молчанием, – и улыбалась жалкой профессиональной улыбкой, растерянная, как животное, которое не ведает, чего ему ждать в ближайший миг.
Эта улыбка тронула Кая; она выражала больше, чем громкая жалоба, – трагизм, о коем сама маленькая кокотка и не догадывалась. Пожалуй, тут и не было трагизма для нее лично – для существа, отупевшего под амальгамой оплаченных чувств; трагично это было лишь для другого, кто видел за ней нечто человеческое – за ней, а не в ней…
Кай открыл дверцу:
– Я хочу немного прокатиться. Не желаете ли составить мне компанию?
Она не удивилась – профессия приучила ее ко всяким странностям. Просто кивнула и молча села в машину, – что за этим последует, выяснится достаточно скоро.
Они проехали по круговой дорожке перед казино, свернули на авеню де Спелюг, оставили позади себя отель «Мирабо» и стали постепенно подниматься в гору. Мотор с легким бульканьем всасывал через карбюратор поток воздуха; они ехали все быстрее. Слева выросла скалистая стена, отвесная и прямая, ландшафт справа начал смещаться; иногда он расстилался где-то вдали за парапетом низким каменным ограждением дороги, похожий на расшитый светлыми точками парус, – потом опять исчезал и видно было только небо.
Кай включил фары и прожектор-искатель, косой луч которого заскользил рядом с машиной. Метров на сто вперед дорога была вовлечена теперь в блеклую, призрачно катящуюся жизнь, – из тьмы вдруг выскакивали пальмы, делались все больше, чернее и толще и вмиг пропадали где-то сзади.
Луч искателя не отставал от машины, как гончая собака, и, как светящийся заостренный палец, как световая игла, выхватывал вдруг что-то незнакомое – виллу с белой оградой, причудливо разветвленное дерево, обломки скалы, садовые тропинки, которые в четкой округлости кадра виделись где-то невероятно высоко, словно висели в воздухе и вели к звездам.
Перед
Большой карниз
