пружинки.
«Плевать мне на твою ногу» – ответил обер-фурьер.
«Можно мне взять хотя бы гармошку?» – спросила Амалия Ивановна.
«Нельзя!» – отказал обер-фурьер. После чего сгреб Амалию Ивановну в охапку, словно березовый веник, выволок на улицу и швырнул в казенную тележку.
«Гони прямо в крепость!» – повелел он вознице. И казенная тележка, громыхая костями, ускакала черт знает куда, за Кудыкину гору.
«Ах, майн либер Муттерхен!» – всплеснула руками государыня.
Я вышел на опустошенное крылечко. Моросил дождик. Далекое зарево, полыхавшее на севере, погорело, погорело еще чуть-чуть, дрогнуло, моргнуло – и вдруг погасло. Наступила кромешная темнота.
Она говорит мне
Иногда ее хочется пристрелить. Государыня смотрит на меня с укоризною и говорит. «Вячеслав Самсонович неужели вы меня собираетесь покинуть? После трамвая? После Красного Кабачка? После всего? Неужели вы променяете меня на какого-то сухопутного капитана, который совершенно не стоит того? Невежу? Ротозея? У которого вообще нет имени? Вообще ничего нет? Кроме дурацких и пыльных антресолей? Не понимаю я этого».
И где вообще тут любовь.
Она все еще здесь и смотрит не меня.
Я говорю ей: «ах любовь моя я должен идти».
Она говорит мне: «ах любовь моя ты заблудишься или утонешь по дороге. На улице сыро. По Сенной плавают дырявые лодки. Государь велел снарядить шлюпку, чтобы лично наблюдать… И вообще там темно и пасмурно».
Я говорю ей: «а что поделать».
Она говорит мне: «расставание неизбежно».
Я говорю ей «ах государыня вот тебе мое сердце – а руки и ноги я оставлю себе».
На всякий случай.
Она говорит мне «тебе достанется гром и молния, дым коромыслом».
Я говорю ей «тебе достанется горячий ветер».
Ну как знать.
Ты вообще у меня большой фантазёр, Вячеслав Самсонович. За это я тебя и полюбила.
Жаль, что ты променял меня на сухопутного капитана. Я – твое сокровище, а он – связка баранок на тонкой ниточке.
Так примерно.
Надобно будет передать капитану: «Капитан, ты – связка баранок».
То-то удивится.
Я говорю ей: «я не променял, любовь моя, но я должен во всем разобраться».
Она говорит мне «мы будем спать порознь».
Я говорю ей что почти все позабыл, прошлое проваливается в пропасть, а грядущее – ускользает.
Я должен во всем разобраться.
Она говорит мне: «твое сердце – как орех, а я – как голодная белка».
Мое сердце как твердый лесной орех, любовь моя. Грызи его.
На этих словах мы взяли и разошлись в разные стороны.
Обернулся
Я обернулся. Красный Кабачок был пуст, словно пещера великана. Государыня исчезла. «Наверное, она подалась
