с которой на первую дискотеку ходили, первый алкоголь попробовали.
Глаза начинает щипать, но я и не собираюсь сдерживать слёзы. В такой ситуации мне положено плакать.
Катя громко вздыхает во сне, ерзает, а потом открывает глаза. Сморгнув сон, переворачивается на бок и молча смотрит на меня. А я на неё. Говорить ничего сейчас не хочется – сил нет. Я лучше буду выпускать боль маленькими порциями, по чуть-чуть. А если сейчас развоюсь Катьке, так плотину всю разом прорвёт – потом себя по кусочкам будет сложно собрать.
– Пить хочешь? – предлагает Катя.
– Нет, – шепчу севшим голосом в ответ.
– А чего хочешь?
– Сдохнуть.
План с по чуть-чуть начинает давать трещину, и я непроизвольно всхлипываю, не могу удержать слёзы, и они начинают скатываться, образовывая на подушке мокрое пятно.
– Карина…
Моя Катька, а точнее Екатерина Валерьевна Зайченко – моя коллега и подруга. Милая, заботливая и просто замечательная подруга. Она и сама сейчас в непростой ситуации с этим Макарским, который решил, что может протянуть свои когтистые лапы к простой учительнице, которой и деться от такого напора некуда. Но несмотря на её собственные проблемы, я вижу, что Кате не плевать на меня.
– Кать, – сглатываю новую порцию слёз и размазываю влагу по щеке, окрашенную в не смытую вчера тушь, – какой он козёл. Коля.
И рассказываю ей всё, что вчера увидела. О двойном предательстве, которое вчера для меня открылось. Катерина слушает, не перебивая, я вижу, что она тоже в шоке, не ожидала такого от моего Кольки.
Не моего уже.
– Никуда он не уехал, Кать, ни в какую командировку. Вместо этого трахал мою подружку детства. Вот так.
Это “вот так”, произнесённое вслух, становится точкой и для меня самой в осознании произошедшего.
Не буду я, Коленька, сопли по тебе всю жизнь размазывать. Хрен тебе моржовый, понял?
Но эмоции просто так внутри не запереть, и я сдерживать их больше не могу. Меня прорывает бурным потоком слёз и рыданий. Я просто закрываю ладонями лицо и плачу громко и протяжно.
Просто обидно мне. Ну прошла любовь – скажи, разбежимся. Но предавать-то зачем? А я, дура, противозачаточные пить бросила, ребёночка мы хотели. Как хорошо, что не зацепилось, иначе бы что сейчас делала?
Катя обнимает меня за плечи и так и лежит рядом, пока меня не начинает отпускать. Жаль, что со слезами не всегда удаётся от тяжести на сердце освободиться.
– Ладно, тебе поесть надо, – подруга встаёт сама и тащит за руку меня.
Честно говоря, есть совсем не хочется, но вставать, так или иначе, надо.
Катя усаживает меня за стол на кухне, а сама варит кофе. Запах настолько чудесный, что даже у меня начинает пробуждаться какой-никакой, но всё же интерес к жизни. А вместе с ним и воспоминания того, что было после открытия века.
И… о Боже. Сказать мне больше нечего. И это учитывая, что я почти ничего не помню. Но и того что помню
