Такое же, как и все остальные, на которых я когда-либо присутствовал. Но вот часть этого процесса скучной мне вовсе не показалась. Напротив, это было завораживающее зрелище. Ужасное, но завораживающее.
– Обратите внимание на фото, – жестким голосом отчеканил прокурор, седеющий уже мужчина в круглых очках.
И я посмотрел на большой монитор, висевший на стене за судьей. Там замелькали изображения. Люди на них были живы, здоровы и жизнерадостны. Некоторые фото были одиночными, другие семейными, коллективными.
– Это собственно семья Морозовых, – продолжил прокурор и стал перечислять имена каждого из членов семьи.
Потом появились новые фото. Они-то и заставили меня содрогнуться. Тела лежали вместе. Каждое из них оказалось фактически выпотрошенным. А тело дочери очевидно вообще расчленено. И конечно, как водится в таких случаях, повсюду оказалось очень много кровавых пятен.
Вид изувеченных тел заставил меня задуматься. Я погрузился в некое подобие транса и не мог отчетливо осознавать происходящее. Слышал, как что-то подсказывал адвокат, о чем-то требовательно расспрашивал прокурор. Судья тоже периодически подавала голос. В общем, я слышал разные голоса и видел людей, но не мог точно сказать, что они делали и о чем говорили.
Через какое-то время я почувствовал толчок в бок. Это Николай Валентинович, наконец, растормошил меня и привел в чувство.
– Соберись, Тони, – побуждал он меня. – Твой выход.
– Что?
– Обвиняемый, – послышался голос судьи. – Ваше слово.
Я поднялся со скамьи. Оглядел всех: своего адвоката, обвинителя, судью с секретаршей и родственников зверски убитой семьи.
– Я… Я не убивал, – пролепетал я и снова рухнул на место.
Николай Валентинович недовольно покосился на меня.
– То есть считаете себя невиновным? – уточнила судья.
Понеслись жаркие дискуссии. На языке юриспруденции они называются прения сторон. Но я фактически не участвовал в них, доверившись, как и планировал, своему адвокату.
С моей точки зрения это довольно скучная часть заседания и вместо того чтобы хотя бы вслушиваться я продолжал вновь и вновь прокручивать в голове фотографии жертв.
Я поймал себя на мысли, что не просто хотел всеобщего оправдания в этом грязном деле. Хотел, чтобы нашелся настоящий убийца или убийцы.
– Встать! Суд идет! – раздалось вновь.
Оказалось, пока я мучил себя страшными образами вырезанной семьи, прения давно закончились, и судья вышла для принятия решения, а теперь уже возвращалась для оглашения приговора.
Как и всегда было много бла-бла-бла в ее словах. Меня же интересовала только финальная, резолютивная часть приговора.
– Все будет нормально, судья свой человек, – шепотом обнадежил меня адвокат.
А судья тем временем подобралась к тому, самому важному нижнему параграфу документа.
– … признать Иванова
