А про Юнити они в своем стремлении избежать неприятностей просто забудут.
Последние слова сошли с ее губ как прямое оскорбление:
– При всем своем лицемерном нытье про бога, истину и любовь, они будут спасать собственное лицо и делать то, что им удобно. – Миссис Уикхэм вновь резко взмахнула рукой, слезы потекли по ее щекам. – Только я одна по-настоящему симпатизировала ей, любила ее такой, какой она была…
Доминик не прерывал ее. Она должна была выговориться – так, чтобы ей не мешали ничьи возражения. И по сути дела, он испытывал жуткое опасение того, что эта женщина права – по крайней мере отчасти. Бесспорно, лишь она одна оплакивала погибшую, а не была озабочена ситуацией. Он не станет оскорблять ее, не станет марать себя опровержениями.
Трифена всхлипнула.
– Вы даже не представляете, каково ей было! – Слова эти прозвучали как обвинение, и она с вызовом посмотрела на собеседника жестким взглядом подернутых слезами синих глаз. – Вы не знаете, как ей пришлось бороться за право учиться, получить признание, не знаете, какой отваги это от нее требовало. Вам-то все далось легко, вы мужчина, и никто не скажет вам, что вам-то ума не положено! – Она хлюпнула носом. – Никто не интригует против вас, не кивает и не переглядывается за вашей спиной. Обо всем этом вы даже представления не имеете.
При всем своем горе она была в ярости.
– Юнити будоражила вас, – продолжила Трифена. – Она ткнула мужчин носом в их собственные предрассудки, в тот страх и гнет, который вы производите, не замечая этого. – Руки ее сжались в кулаки. – Все вы настолько уверены в своей праведности, что подчас я готова отлупить любого из вас! В сердце своем все вы радуетесь ее уходу, потому что она задавала вопросы, от которых вам становилось не по себе. Она заставляла вас смотреть на себя, и увиденное вам не нравилось – потому что все вы ханжи. Боже! Я никогда не чувствовала себя такой одинокой!
– Мне очень жаль, – проговорил Доминик со всей возможной в ситуации искренностью. Он подумал, что Трифена самым отчаянным образом ошибается, что она словно бы подхватила снедавшие мисс Беллвуд страсти как какую-то заразу. Однако чувства ее были реальны, в этом сомнения быть не могло. К чувствам он и обратился: – Вижу, что вы оплакиваете ее куда более искренно, чем все мы. Быть может, вы сумеете пронести дальше ее идеалы и верования?
– Я? – Миссис Уикхэм явно была удивлена, но отчасти и польщена. – Я не пригодна для этого. Я ничему не обучена – кроме шитья, живописи и домоводства. – Лицо ее недовольно скривилось. – При наличии хорошей кухарки и домоправительницы, конечно. Вот Кларисса изучала теологию… самое бесполезное занятие для девицы. На мой взгляд, она делала это только затем, чтобы угодить отцу и доказать, что она умнее Мэлори.
– А разве вы не учили в школе французский язык?
– Какое-то время у меня была француженка-гувернантка. Да, конечно, я говорю по-французски. Но, видит бог, это же бесполезно! Никаких
