style="font-size:15px;"> – Благодарю вас, – сказала Вита. – Несколько поручений, безусловно, найдется. Быть может, если вы будете проходить мимо галантерейщика, то прико́пите черную ленту?
– Да, конечно. Сколько нужно?
– Думаю, дюжины ярдов хватит, благодарю вас.
Кордэ попытался найти еще какую-нибудь простую фразу, однако в голову ему ничего не шло. Все слова казались грубыми и ходульными. Он видел, что Трифена смотрит на него с презрением, а Мэлори изо всех сил старается промолчать. Получалось, что им с хозяйкой дома следовало поддерживать разговор – чтобы молчание не сделалось непереносимым.
– Завтра я займусь написанием уместных в таком случае писем, – продолжила Вита, посмотрев на него через стол округлившимися глазами. – Конечно, я переговорю с Рэмси, однако, на мой взгляд, при нынешнем положении дел, он может решить, что это вам следует выяснить, какие формальности полагаются в подобном случае.
– Мама, все положенные формальности известны каждому из нас! – Молодой Парментер резким движением поднял голову. – Мы практически рождены в церкви. Все мы знаем церковные ритуалы – от завтрака до обеда и ужина!
– Речь идет не о церкви, Мэлори, – поправила его мать. – А о суперинтенданте Питте.
Ее сын залился румянцем и ничего не сказал, попытавшись сосредоточиться на еде, хотя на деле так ничего и не съел.
На сей раз молчание сделалось уже непереносимым. Миссис Парментер вновь посмотрела на Доминика, но уже с смирением.
Когда благопристойность позволила ему закончить обед, он, понимая, что больше откладывать этот визит невозможно, покинул столовую и поднялся к кабинету Рэмси. Дальнейшая нерешительность лишит его самообладания. Конечно, если он действительно соответствует своему призванию, никакая ситуация не превысит его способностей воспринять ее со всей искренностью и добротой.
Он постучал. Ответ прозвучал немедленно:
– Войдите!
Теперь уклониться точно было невозможно, и священник открыл дверь.
Его друг и наставник сидел за своим столом. При виде вошедшего он едва ли не испытал облегчение. Возможно, новая встреча с кем-нибудь из родных страшила его.
– Входите, Доминик. – Движением руки преподобный Парментер указал на одно из кресел, после чего заложил книгу, которую читал, полоской бумаги, а потом закрыл ее. – Это был воистину жуткий день. Как вы себя чувствуете?
Кордэ сел. Начинать разговор было трудно. Рэмси вел себя так, словно произошла какая-то заурядная домашняя неприятность, а обвинения Трифены были вызваны лишь ее горем.
– Признаюсь, я очень расстроен, – откровенно проговорил Доминик.
– Это естественно, – согласился Парментер, хмурясь и крутя пальцами взятый со стола карандаш. – Смерть всегда приносит с собой потрясение, особенно когда умирает настолько молодой человек. Которого все мы привыкли видеть каждый день. Нелегкий,
