помощи пострадавшим.
«Вы не понимаете, – говорила я каждый раз, когда коллеги отмахивались от меня. – Ведь это возможность объяснить уникальный тип человеческого поведения, который до сих пор не изучался. Это – научная терра инкогнита и возможность сделать нечто, что будет в равной степени важно и практически полезно». Ответы всегда звучали примерно одинаково: «Оставь ты эту тему. Не стоит ради этого рисковать своей научной карьерой».
Мне просто не верилось! Эти профессионалы, многие из которых были моими друзьями, коллегами, наставниками и признанными авторитетами в области психиатрии, как будто сговорились увековечить именно то социальное предубеждение, которое я хотела разоблачить. Либо они не понимали, либо не хотели понимать.
В моей же жизни понимание этого сыграло определяющую роль. Когда стало ясно, что мои коллеги по работе в больнице никогда не осознают, насколько важно подробно рассмотреть этот тип поведения, я ушла, чтобы заново начать карьеру в науке. Я понимала, что пациенты нуждаются в индивидуальной помощи, но мне хотелось произвести изменения на системном уровне. Я хотела разрушить преграды, мешающие жертвам насилия получать необходимую им профессиональную помощь и поддержку. Уход в науку был следующим шагом на пути к этому. Я продолжила исследования с целью более полного понимания психологии людей, совершающих насильственные преступления на сексуальной почве. А еще это давало возможность изменить глубоко укоренившиеся в нашей культуре представления о виновности жертвы, которые способствовали росту количества таких преступлений. Если благодаря моим пациенткам в больнице Спринг-Гроув я поняла, насколько важно видеть в жертве и преступнике две половины единого целого, то мои тамошние пациенты-мужчины показали мне, какими далеко идущими последствиями на самом деле чреват элемент контроля. Причиной того, что столь немногие женщины решались сообщать о своей психологической травме или обсуждать ее, был контроль или, скорее, недостаток уверенности в себе. Контроль был причиной, по которой на протяжении десятилетий не встречали критики совершенно неприемлемые психоаналитические воззрения на сексуальное насилие. В них превалировала идея о том, что преступление провоцируют одежда женщины, ее поведение или ее фантазии. Контроль порождал социальное предубеждение, а социальное предубеждение не позволяло обнажать всю эту проблему. В конечном счете никто и никогда не интересовался мнением самих жертв.
Такими соображениями руководствовались мы с социологом Линдой Литл Холмстром, начиная междисциплинарный исследовательский проект по теме реакции жертвы на изнасилование. С Линдой я познакомилась вскоре после получения должности преподавателя психиатрического патронажа в Бостонском колледже. Целью нашего исследования было получение более глубокого понимания эмоционально травмирующих последствий сексуального насилия, которые обычно длятся значительно дольше физических. Мы надеялись,
