согнулась в колене. Лёня подставил табуретку, но было всё равно слишком низко. Заколотил в чужую дверь изо всех сил: «Ну, кто-нибуууудь! Тёоо-тя-а-а Тооома… дядяааа как-тебя…» Табуретка сильно закачалась, и он бы точно грохнулся вниз на бетон, но вдруг кто-то подхватил его сзади.
Лёня устало повернул голову и при свете тусклой лампочки узнал Анатольку.
– Деду плохо? – спросил он Лёню.
Лёня беззвучно кивнул. Анатолька стал настойчиво звонить в дверь.
Через минуту открыла соседка, тётя Тамара с круглым, будто всегда чуть опухшим лицом:
– Тебе чего?
– Деда… Плохо ему, – сквозь рыдания выговорил Лёня.
– Сейчас скорую вызову. Как ты до звонка-то дотянулся?
Лёня оглянулся – Анатольки позади него не было.
Соседка подняла красивую красную трубку и вызвала скорую, дважды громко повторив их адрес.
– Теперь ждите. К моей-то свекрови на той неделе почти сутки ехали.
Но в этот раз доктора приехали быстро. Раскрыли деду рот, что-то проверили и поспешно унесли его на носилках. В сумерках у подъезда светились отблески «мигалки».
И бабушка, и внук точно знали, что рано им сегодня не уснуть. Про деда они не говорили. Телевизор был включён, и они наперекор всему долго ждали интересного кина. Но фильма всё не было. Долго-долго выступали громкие дяди в костюмах – депутаты Верховного Совета. Они всё время спорили и перебивали друг друга.
«У соседей кроме телефона ещё и телевизор цветной, – подумалось Лёне. – А что толку – кина-то всё равно нет».
Свет фар со двора заползал в их окна. Бабушка встала с дивана и гневно зашептала.
– Скорей бы, – повторяла она, – скорей бы Гонец Цвета!
Лёня вдруг точно вспомнил, когда такое слышал. Но сейчас он не прятался от неё под одеяло. Даже не отвернулся. Сейчас он мог ей ответить. Мог возразить. Вопреки всем этим крикливым дядькам в телевизоре, которые брались говорить и никак не могли остановиться.
– Не надо! – громко сказал он.
Бабушка удивилась. Отступила от окна.
А он встал и пошёл за ней, повторяя много раз:
– Деду обратно привезут. И мама за мной придёт. Поняла?
Бабушка, не отвечая вслух, отходила из большой комнаты в узкий коридор, а оттуда в тёмную спальню, будто пытаясь где-нибудь укрыться от него, как затравленная дичь от настырного охотника.
– И Гонца Цвета не будет, не будет, не будет!
Слова стали глухими и тяжёлыми. Бабушка бессильно опустилась на край застеленной кровати и сидела так, не поднимая головы. Только её острые плечи чуть заметно вздрагивали. Будто бы Лёня, её внук Лёня, этот маленький бледный мальчик, вдруг обрёл над ней такую же грозную власть, какая раньше была у подпольного соседа Анатольки. И, ощутив это, Лёня как никогда сильно
