чего ты перепробовал, только не прижился нигде. Так ведь?
– Можно и так посмотреть…
– А, значит, можешь ты делать ровно две вещи – внуков мне и книжки свои писать.
– Да это на хер никому… – стал возражать Даня.
– Отставить, солдат. Внуки от тебя годные.
Тесть махом опрокинул ещё стопку. Он сегодня пил чаще, а ошалевший Даня уже дважды пропускал.
– Слушай, – продолжил тесть, – я, когда сюда собирался, Аню сначала послушал, на внуков внимательно поглядел. Почти уже надумал тебе морду бить, конкретно так и основательно, чтобы в чувство привести. – Даня вздрогнул. – Но я же теперь не в своей части – тут настрой нужен. Тогда вспомнил, что ты там чего-то пишешь, а я не читал и даже не заглядывал. Дураку понятно, что говно, но всё-таки непорядок. Дай, думаю, загляну сперва и пойду назавтра с чистым сердцем. А книжки твоей как раз и нет, затерялась куда-то. Непорядок, думаю, – всё равно найду, из принципа. Пошёл в Интернет скачивать. Полазил там и нашёл. Долистал было до середины, потом в начало вернулся. Читаю, читаю – и как-то не так мне становится, не пойму отчего. Как будто похмелье прошло, а трезвость так и не наступила, – он смущённо провёл ладонью по лысине, будто говорил о чём-то постыдном. – И вдруг шарахнуло, почти как при контузии: это же – про меня. Точно про меня. Только я бы слов таких не подобрал. Одни мысли куцые, а тут – на тебе… Потом сижу, думаю, аж вспотел: как эта штафирка протёртая, свинья в берлоге, прохвост, пороху не нюхавший, такое изнутри меня вынул, откуда в нём-то это всё?? Так до утра и просидел, пока из-за стола не выгнали. Тогда втихаря и перевёл тебе денег. Чтоб даже не думал, чтоб ещё писал.
Тайна внезапно открылась. Даня изумлённо застыл, вглядываясь в лицо тестя.
– А потом взял себя в руки и думаю: схожу, проверю, как он там? Может, уже шалав себе навёл, пока один-то? Ну, вижу, молодец, – работай дальше!
– На балконах курить по закону не положено, – снова предупредил тесть.
– Ну, один-то раз отступим, ради такого случая, – подмигнул Даня.
Георгий Юрьевич согласился. Они встали рядом.
– Есть всего две важные вещи: звёздное небо над нами и нравственный закон внутри, – изрёк Даня. – Так говорил этот… философ Кант.
– Небо и закон – это хорошо, – со значением кивнул Георгий Юрьевич.
Как же всё к этому пришло, думал Даня. Он же не хотел этого, откладывал, занимался другим. Но что-то неудержимо полезло и попёрло из него кусками, абзацами и страницами и уже не позволяло ему остановиться. Другая сторона жизни время от времени выныривала из тумана, как круп лошади, и вскоре снова скрывалась в нём. Детский сад, пособия, подработки…
Одну книгу, их первое совместное бедствие, они как-то пережили. Но когда через неделю после презентации он заявил, что берётся за вторую, Анино терпение лопнуло. Даня чувствовал себя бездушным эгоистичным чудищем, но «расколдоваться» никак не мог. Она бросала ему прямо в лицо самые ядовитые и заковыристые оскорбления, какие только могла выдумать, а он чувствовал, что не способен ни разозлиться, ни огрызнуться всерьёз. Даня как будто слушал незнакомые прежде модуляции
