геноцида. Маори отказываются обсуждать всё это с мориори и признавать все эти события, – завершил свою мысль Аллан.
– Письменности-то не было ни у тех, ни у других, а эпистолярное искусство англичан не даст их самих в обиду никогда. Даже, если они за этим стояли, – усмехнулся Мориц.
– Ну, уж ты перегибаешь палку, Фоззи, – заметил Майкл Клируотер, коллега Морица по университету, ровесник Мило, – «Письменности не было», – пожхватил он. – Так можно и до расизма докатиться.
– Мыслишь шаблонами, коллега: раз немец, так склонен к фашизму, если не к нему, то – к расизму? Так – проще. Что же поделать с тем фактом, что они просто не имели письменности? А знаешь ли ты кто впервые создал концентрационные лагеря? К твоему разочарованию – не немцы, а досточтимая нация перших либералов – британцы. Успешно испытали их за полвека до немцев на бурах в Южной Африке – родственниках Мило. Сгноили там столько трудолюбивых фермеров, что этот факт был даже использован внутри самой Англии в качестве средства политической борьбы: одна партия обвиняла другую в военных преступлениях. Но об этом забыто. Всё как полагается.
– Да брось ты, – дружелюбно отмахнулся упитанный, рыжеватый, миролюбивого вида, слегка шепелявый Майк, запустив пятерню в курчавую шевелюру.
Мило не впервые показалось, что Майк имеет лёгкий иностранный акцент, особенно, если смущается.
– Пра-ва че-ло-ве-ка! Права-а-а человее-ека, права челове-е-ка! Лос деречос ума-анос! – гнусаво протянул вдруг Аллан.
– К чему это паясничанье в адрес святого? – вскинул брови Майкл.
– А вы знаете, ребята, откуда пошло это словосочетание «Права человека»? – спросил вдруг Фоззи, – Так называлась ложа, основанная оккультисткой мадам Дерёзм и означали эти слова лишь борьбу женщин за равноправие в масонских ложах. Консервативные масоны, естественно, возмущались. Позже теософ Анни Безан придала этому движению воинствующе-непримиримый характер. Обе они многое заимствовали у госпожи Блаватской.
– В нашей стране, к счастью, таких косных масонов больше нет, устарели, повывелись, – бросила Моника, – Уже лет тридцать назад три главных государственных поста у нас занимали женщины!
– А я ничего против англичан и не имею, – сказал вдруг Аллан Джейсон Дин, – Это я к тому, что они натравили маори на мориори. Мы сами – выходцы из шотландских переселенцев и даже, по-своему, до сих пор блюдём традиции якобитов в семье. Отец мой ещё тот якобит. Он себя и киви стопроцентным умудряется ощущать, и вздыхать по чистой линии династии Стюартов, в семнадцатом веке свергнутой.
– Поразительно! – воскликнул Арчи, – Мы, янки, совсем иные стали, а вам тут до сих пор свойственны некоторые странности. Похоже, вы себя доминионом всё ещё ощущаете.
– Ну, мой предок – редкое в наших краях исключение… Что же, выпьем «за джентльмена в чёрном жилете, за того кротика», как говорит иной раз папаша, – улыбнулся Аллан, наливая себе пива «Туи».
– Что
