тачку Дмитриева, а потом облажался, думаешь, я позволю тебе дальше выбирать самому? Если ты хочешь участвовать дальше, только на моих условиях.
– Это на каких же?
– Выбираешь только те тачки, на которые я тебе укажу. И не перебегаешь дорогу лидерам, ясно?
Ясно то, что кто-то сверху сильно разозлился за то, что я так бесславно слил тачку Дмитриева. Все было бы проще, если бы меня не закрыл Морозов, а так я дважды накосячил. Или трижды, если считать еще и балеринку. Короче, Маяка понять можно.
– Слушай, может, не твое это, Кость? Шел бы ты лучше, пожил бы нормальной жизнью, пока молодой. Подумаешь, бабки хорошие, но они нелегкие. А так, глядишь, и кости останутся целыми, и шею не свернешь на очередном повороте. А еще менты от тебя наконец-то отстанут, плохо разве? Забей, Костя, на гонки. Научишься еще чему-нибудь полезному, кроме как тачки взламывать. Раньше тебе везло, но сейчас ты ведь стал неприятности, как магнитом притягивать, заметил? Костян, это знак. На этот раз тебя мать спасла, но скоро, глядишь, везти совсем перестанет. Зачем ты это делаешь, Кость? Крутым хочешь казаться? Счеты с жизнью сводишь? Ради чего это все?
Слить меня как конкурента всем соперникам выгодно. Иначе Маяк бы не заливался соловьем.
От ответа меня спасает второй звонок. После третьего в зал уже не пустят, так что все вокруг моментально приходят в движение.
Маяк остается на месте, но времени у него тоже мало.
– Молодые люди! – окликает нас контролерша. – Третий звонок уже скоро!
– Я прошел отборочный? – перехожу сразу к сути. – А значит, могу участвовать хотя бы в первом туре. А дальше посмотрим. Может, не приду первым сам, а может, ты специально для меня какое-нибудь разбитое корыто выберешь. Но я хочу в заезд. Ты же не хочешь, чтобы другие узнали, что ты правила не соблюдаешь?
– Каков гаденыш, ты мне еще и угрожаешь?
– Я хочу то, что принадлежит мне по праву. Я прошел отборочный.
– Черт с тобой. Инфу о машине получишь на телефон сегодня же.
Маяк хочет уйти, но я хватаю его за рукав в последний момент. Я наконец-то понял, что не давало мне покоя в его словах.
– Почему ты сказал, что меня мать спасла? Дело закрыли после того, как Дмитриев забрал все претензии.
Лицо Маяка вытягивается, а потом он принимается хохотать.
– Так ты не знаешь, что ли? Ой, ну умора!
– Молодые люди, имейте совесть! Не на базаре!
– Уже идем! – отзывается веселый Маяк. – Простите за шум! Ну ты даешь, Кость. А я-то думал, ты специально в театр поперся, а ты случайно, что ли?
– Чего я не знаю? – ору громче.
– Скоро узнаешь! – отвечает Маяк, не оборачиваясь.
Он исчезает, а я от бессилия луплю кулаком по стене возле себя.
– Что вы себе позволяете? – подскакивает ряженый, у которого я брал программку. – Сейчас охрану вызову!
– Не надо. Сам уйду.
Сую ему в руки купленный буклет и иду на выход. Насмотрелся. Хватит.
